Сергей Минцлов - За мертвыми душами

Так появилась книга, представлявшая собой весьма своеобразное и первое в своем роде явление русской литературы — библиофильский роман-путешествие. Правда, автор снабдил ее нарочито скромным подзаголовком «очерки»: очевидно, из почтения к великой поэме Гоголя, давшей ей название. Но вспомним, что мало чем отличающиеся по жанру «Похождения археологов» Минцлов назвал «романом». Сам автор в предисловии к публикации «Современных записок» — оно не вошло в отдельное берлинское издание — так рассказывает об истории возникновения замысла книги «За мертвыми душами»: «В 1914 г. я делал в Академии наук доклад Библиологическому обществу о помещичьих библиотеках в России [64] Русское Библиологическое общество существовало в Петербурге-Петрограде-Ленинграде с 1899 по 1930 год. Краткое изложение доклада С. Р. Минцлова «О собственном книгохранилище и помещичьих библиотеках в России» зафиксировано в протоколах 78-го общего собрания Общества, состоявшегося 25 января 1914 года. См.: Русское библиологическое общество. Доклады и отчеты. Новая серия. Пг., 1915. Вып. 3. С. 36–38. . Доклад заинтересовал собравшихся… Ныне мне вспомнился малый конференц-зал Академии, заседание… Зарисую далеко не все, что сохранили мне память и мои записи, а лишь те, что выдавались из общего уровня и что сможет пригодиться впоследствии для истории быта русской провинции. Описываемые поездки были совершены не подряд, не сразу, а в период времени с 1895 по 1913 год и сведены мною в общие главы (фамилии описываемых лиц и названия их имений изменены). «За мертвыми душами» окрещена эта книга, и всякий, прочитавший ее, увидит, что название дано ей не мной, и не из претензии подражать, или тем более сравниваться с великою поэмою Гоголя, а только по существу содержания».

Перед нами, однако, вовсе не традиционные мемуары; столь свойственная Минцлову тяга к беллетризации привела к созданию вещи, которую следовало бы назвать «библиофильским романом» или циклом «библиофильских новелл», тесно связанных между собой и общностью сюжета, и композицией, и личностью главного героя-рассказчика. «За мертвыми душами», какое бы жанровое определение мы бы ни дали этой книге, — добротная русская проза. Упоминавшийся выше П. М. Пильский назвал ее «почти классической» [65] Пильский П. М. С. Р. Минцлов. Критико-биографический очерк // Минцлов С. Р. Мистические вечера. Записки общества любителей осенней непогоды. Рига, 1930. С. 29. ; во всяком случае, это действительно яркое и самобытное произведение, лучшая, на наш взгляд, вещь С. Р. Минцлова.

Нельзя сказать, что у Минцлова не было в русской литературе предшественников, что он первым обратился к теме книжности и библиофильства [66] Образцы библиофильской прозы XVIII — начала XX века представлены частично в сборнике «Очарованные книгой. Русские писатели о книгах, чтении, библиофилах» (М.: Книга, 1982), составленном автором этих строк. . Эта тема часто занимала воображение писателей: назовем рассказы В. Ф. Одоевского, М. Л. Михайлова, повесть Д. И. Стахеева «Пустынножитель», посвященную философу и критику Н. Н. Страхову как библиофилу, новеллы П. П. Гнедича, А. А. Измайлова, Б. Ф. Садовского, написанные в начале XX века, и т. д. Однако ни один русский писатель до Минцлова не обращался к теме поиска редких книг и рукописей, путешествий за ними. В этом смысле его с полным правом можно назвать родоначальником жанра, которому суждена была в дальнейшем большая будущность, жанра, который в последние годы привлекает пристальный интерес и писателей, и любителей книги. Минцлов предпринимал то, что сейчас мы бы назвали «археографическими экспедициями», правда — с двумя отличиями: во-первых, он осуществлял их на свой страх и риск, заручившись лишь в лучшем случае рекомендательными письмами петербургских знакомых (но тем неожиданнее, интересней и незапрограммированней были эти встречи); во-вторых, его мало интересовали старинные рукописи и старопечатные издания, которые в основном и разыскивают современные археографы. Его внимание привлекали, главным образом, документы и книги XVIII — начала XIX века, преимущественно такие, что входили в круг его библиофильских пристрастий, — письма, дневники, мемуары и т. п.

Тень великого Гоголя и его бессмертной поэмы витала, конечно, над Минцловым, когда он писал свою книгу. В ней можно заметить отдельные гоголевские реминисценции, узнать давно знакомых Плюшкина и Коробочку, Ноздрева и Собакевича… Но наш автор меньше всего стремится к тому, чтобы искусственно «подогнать» под них своих персонажей. Иное дело, что сама жизнь рождала и гоголевские ситуации, и героев, так напоминающих вечные типы «Мертвых душ». Но своеобразие романа Минцлова в том, что пошлость и бездуховность его персонажей проявляется в особом историко-культурном и нравственном контексте — через отношение их к ценностям культуры, книгам прежде всего. Именно они становятся тем пробным камнем, которым поверяются персонажи романа. Для большинства из них эти ценности и молчаливые свидетели прошлого — действительно «мертвые души», а не «мертвые друзья», как называл книги еще Кантемир, а за ним и Пушкин.