Вячеслав Шишков: Алые сугробы

Вячеслав Яковлевич ШИШКОВ

АЛЫЕ СУГРОБЫ

Рассказ

Естъ на свете такая диковинная страна, называется она - Беловодье. И в песнях про нее поется, и в сказках сказывается. В Сибири она, за Сибирью ли или еще где-то. Скрозь надо пройти степи, горы, вековечную тайгу, все на восход, к солнцу, путь свой править, и, если счастье от рождения тебе дадено, увидишь Беловодье самолично. Земли в ней тучные, дожди теплые, солнышко благодатное, пшеница сама собою круглый год растет - ни пахать, ни сеять, - яблоки, арбузы, виноград, а в цветистом большетравье без конца, без счету стада пасутся - бери, владей. И эта страна никому не принадлежит, в ней вся воля, вся правда искони живет, эта страна диковинная.

Молола бабка Афимья - безрукий солдат при медалях ей быдто сказывал: "Беловодье под индийским царем живет".

Врет бабка Афимья, врет солдат: Беловодье - ничье, Беловодье - божье.

I

Когда-то, и не так давно, жили в селе Недокрытове два закадычных друга, Афоня Недокрытов да Степан Недокрытов, так по селу и прозывались. Оба в самом прыску, молодые, только по обличью не схожи.

Афоня - мужик как мужик, обыкновенный: запах от него крепкий, речь нескладная, весь он какой-то белесый, точно из крупчатки с мякиной сляпан. Степан же - угрюмый, черный, присадистый, голосом груб, взором грозен. Афоня тихий, задумчивый, весь в мечте, весь в сказке. Степан - черту брат: повстречается медведь-стервятник - хвать ножом, как пить даст. Степан самый заправский охотник, медвежатник, Афоня же с дудочкой соловьев любил ловить, а ружья боялся.

И этих-то разных по виду людей судьба скрутила вместе в тугой аркан, вывела в чистое поле и, завязав глаза, стегнула кнутом мечты и отваги "иди!".

Дело случилось так.

- Ну, так вот, с богом, ребята, со Христом, - сказало все согласье села Недокрытова. - Не жизнь нам здесь, а гроб. Эвот, поглядите-ка, что покойников-то на погосте: крестов, что в лесу деревьев, сами понимать должны. А земля наша - сквозь песок. А дождей который год нету, сами знаете... Чистая смерть, господи помилуй...

- Еще вот что, ребята, - сказал староста Нефед, ласково посматривая на Афоню со Степаном из-под широкополой жеваной шляпы. - Ежели найдете Беловодье, век не забудем вас. Ей-бо... переселимся и работать не дозволим: сидите себе дома на печи, милуйтесь с хозяйками да малину с медом кушайте. Ей-бо!

Поклонились путники всему согласию в ноги, помолились на церковь, на родительские могилы, вскочили в седла и - в дорогу.

Степан еще раз попросил мужиков:

- Не забывайте баб-то наших. В случае чего так...

- С богом! Езжай без сумленья. Сказано - поможем.

Их жены разливались слезами, выли ребятишки.

Мать Афони, сморщенная, маленькая, прытко бежала за сыном, заглядывала в лицо ему, стараясь улыбаться, но глаза захлебывались горем, в глазах качался, вянул белый свет.

- Буди благословение мое... буди благословение...

- Не плачь, мамушка, брось... Ох, и сказок я тебе расчудесных привезу.

Долго крестила иссохшая старая рука взвившуюся на дороге пыль. Поворот, пригорок - и всадников не стало.

II

Сначала в седле тряслись, потом на пароходе Волгой плыли - вот так река! До чугунки добрались - как пошли отмахивать да как пошли крутить, Урал - вот так это горы! А там и Сибирь - плоская, ровная, а дальше опять река, да не река, речища - Обь... А за речищей опять горы начались, не горы, а горищи - сам Алтай! Господи помилуй, господи помилуй, этакие чудеса на свете есть.

- Куда же это ваш путь принадлежит? - спросил их в селе Алтайском дядя сибиряк-чалдон.

- Правильную землю ищем, Беловодье, - робким Афоня ответил голосом.

- Беловодье? - переспросил сибиряк и насмешливо присвистнул, нахлобучивая картуз на брови. - Это сказки. Старухи на печи сказывают. Беловодья, братцы, нет. А езжайте-ка вы, братцы, вот куда... Езжайте вы прямым трактом в Онгудай, такое село есть. А там покажут - куда. Много вашего брата, самоходов, в тот край прет.

Долго ли, коротко ли ехали - горы, речки, луга, калмыки - и всех встречных спрашивали:

- А скоро ль Возгудай-то?

- Какой Возгудай?

- А этот самый... как его...

Юрты, деревушки, церковка. Цветы, трава, дикий козел ревел на сопке поутру. А ночью в густо-синем небе - звезды. Афоня весь в порыве, в трепете: вспорхнуть бы, облетать бы, а крыльев нет.

- Степан, господи Сусе... Степан? Глянь-кось, глянь-кось.

Степан едет передом в седле, угрюмый, гложет на ходу баранью кость.

- Степан!

Но всему бывает свой черед: за рекой Урсул засерело на пригорке Онгудай-село. В Онгудае их снова опахнули холодом.