Вячеслав Шишков - Алые сугробы

- Миленькая моя... Лошадушка... Детишка моя, лошадушка... Лошадушка!

Он целовал ей глаза и лоб. Глаза ее были влажны и под луной блестели умоляюще. Она вся затихла, чего-то ожидала покорно.

- Миленькая, лошадушка.

Степан глухо крякнул, перекрестил ее, вскинул ружье и выстрелил ей в ухо.

Глухо, перекидисто загрохотал в горах выстрел, долго перебрасывался от горы к горе, и последние отзвуки его где-то зарылись в туманах.

V

Теперь приятели плелись пешком, Степанов конь тащил на себе весь груз. Торбы с хлебом и сухарями стали тощи, а сказочное Беловодье не подавало о себе никакого голоса. Путники приуныли. Афоня шел с обмотанной головой, припадая на правую ногу. Тяжкая дорога и ушибы мешали ему молитвенно настроиться, но он все же молился молча и за убившуюся вчера лошадь и за свое спасенье. Шли ровными лугами, блестело утреннее солнце, красовались цветы в траве, от самоцветных гор веяло теплым, смолистым запахом. Вчерашний ужас еще не иссяк в глазах Афони, бледное, постное лицо его сосредоточенно, все думы его там, среди мрака ночи, и слух наполнен липкими звуками предсмертного ржанья. Он не видел солнца, не замечал росистых трав кругом.

- Хоть бы черт повстречался, - буркнул Степан.

- Что ты такое слово вымолвил! - ответил Афоня и взглянул в хмурое, озлобленное лицо Степана.

Степан сказал укорчиво:

- У тебя ведь душа коротка. Ты все над землей привык порхать, по-птичьи. Сказки бы тебе бабьи слушать, а не... Я знаю, о чем ты думаешь... Вот ужо тебя богородица или андел божий на крыльях прямо в Беловодье, к кисельным берегам. Нате, кушайте, Афанасий Митрич. Хы! А своими ногами не хочешь пошагать?

- Вовсе даже не об этом я думаю, - печально молвил Афоня и, помолчав, спросил: - Степан, отчего Чалка так ржала? Сердце за нее болит. Это я сгубил ее.

- Ничего не ржала. Тебе погрезилось... Сразу насмерть зашиблась.

- Пошто ты выстрел дал? Пристрелил?

- Ничего не пристрелил. Козла увидал, да промазал.

Афоня вздохнул, испытующе посматривал в притихшие глаза друга.

Обедали у ручья, в тени густого кедра. Степан набрал грибов, хлёбово было вкусное. Афоня повеселел, взор вновь окрылился сказкой, мысли отлетели от земли. Но Степан отрезвил его:

- По расчету, вчера на месте должны быть, а еще и белков не видно. Шестые сутки путаемся. Поколеешь тут.

- В Беловодье отдохнем.

- Плохой ты товарищ. Беловодье... Кажись, сказано тебе ясно, что Беловодья на свете нет! - отрубил Степан.

- Куда же оно девалось? Есть. Мне видение было, сон. Вот уснем в беде, а проснемся у молочных рек.

Степан насупил брови и махнул рукой.

Тропа опять ударилась в горы. Шли каменистыми россыпями. Путь труден, неподатлив. У коня из сбитых ног сочилась кровь.

Вдруг на повороте внезапно вырос всадник. За ним шла в поводу свободная, незаседланная лошадь.

Мрачные морщины на лбу Степана разлетелись, лицо ожило. "Ну, теперя доберемся, - подумал он, с надеждой посматривая на приближавшегося всадника. - Кровь пролью, а лошадь будет наша".

- Куда? В Урянхай, что ли? - зычно спросил всадник, поравнявшись. За хребты?

Путники рассказали ему все. Афоня захлебывался от радости, умильно посматривая в свинячьи глазки великана всадника, и юлил перед ним, как повстречавшая хозяина заблудившаяся собака.

Всадник пудовой горстью огладил круглую бороду, сказал:

- Вертайте, самоходы, назад. В белках вам крышка.

- Выберемся, - возразил Степан, оглядывая огромную фигуру мужика. Взад оглобли поворачивать не рука нам.

- За смертью идете, - угрюмо проговорил мужик. - Вьюга была, путь в снегах перемело.

- Продай, пожалуйста, коня, выручи нас, - стал просить Степан, чувствуя, как в сердце закипает неприязнь.

- Ты умен, - раздраженно ответил всадник. - Для себя его купил, эвот какую путину сломал.

- Продай! - решительно отсек Степан, глаза его сверкнули. - У тебя два коня... на одном доедешь.

Мужик, не ответив, тронул коня.

- Продай! - с отчаянием заорал Степан, хватаясь за ружье.

Мужик обернулся и, вмиг сорвавшись с седла, в два прыжка был за выступом скалы. Щелкнул затвор ружья, дуло нащупало Степанов лоб.

- Бросай ружье, язви тебя! Убью!!! - взревел из-за скалы медвежий голос.

Афоня пал на колени, взмолился:

- Дядя! Дядя!!

Степан подался назад, заскрипел зубами и покорно повесил ружье за плечи. Его била дрожь. Лицо налилось желчью и подергивалось.

Мужик вперевалку подошел к Степану и спокойно сказал:

- Мой совет - назад. Упреждаю. Было бы сказано. Садись на мою лошадь - и айда... А промежду прочим... Знаете дорогу?