Михаил Шолохов - Они сражались за Родину (Главы из романа)

Колхозного председателя застали в правлении колхоза. Старшина вошел в дом, бойцы присели в холодке, некоторые устало потянулись к колодцу. Прошло минут пятнадцать, а в доме все еще звучали голоса: рассудительный и словно бы упрашивающий - старшины, и другой, тенористый, как видно, председателя, все время на разные лады упрямо повторявший: "Не могу. Сказано, не могу. Не могу, товарищ старшина!"

- Что-то они никак не столкуются. Иди, Лопахин, старику на выручку, посоветовал Копытовский.

Лопахин, давно и внимательно прислушивавшийся к доносившимся из дома обрывкам разговора, встал и решительно зашагал к крыльцу.

В небольшой комнатке, у окна с крест-накрест приклеенными к стеклу полосками газетной бумаги, сидел председатель колхоза - молодой рослый мужчина в старенькой армейской гимнастерке и сдвинутой на затылок, выгоревшей добела пилотке без звездочки. Правый порожний рукав гимнастерки был у него небрежно заткнут за пояс. Старшина поместился против него, почти вплотную придвинув табурет, касаясь своими коленями колен председателя, и, всячески стараясь придать своему хриплому баску как можно больше убедительности, говорил:

- Ты же бывший фронтовик, а в понятие не берешь наше положение, рассуждаешь, извиняюсь, как несознательная женщина...

Председатель недобро поблескивал узко посаженными серыми глазами и молча кривил губы. Его явно тяготил этот разговор. Лопахин поздоровался, присел на край скамьи.

- А в чем у вас дело? Об чем торгуетесь? Не поворачивая в его сторону головы, председатель ответил:

- А в том, что старшина ваш просит выписать ему продуктов из колхозной кладовой, а я не могу этого сделать.

- Почему?

- Ха! Почему? Да потому, что в кладовой пусто. Ты думаешь, вы первые через хутор бежите?

- Мы не бежим, - сдержанно поправил его Лопахин, чувствуя, как закипает в нем злость к председателю, к его холодным, узко посаженным глазам, к самоуверенному тенористому голосу. "Забыл, как на фронте живут, отвоевался вчистую, отъелся, а теперь ему чужая нужда - не беда, теперь ему и ветер в спину", - думал он, с острой неприязнью глядя сбоку на крутую красную председательскую шею, на тугие чисто выбритые щеки.

- Вы не первые бежите и, видать, не последние, - упрямо повторял председатель.

- Повторяю, мы не бежим, - резко сказал Лопахин. - Это во-первых, а во-вторых, мы - последние. После нас никого нет.

- А нам от этого не легче! Какие раньше вас прочапали - все подчистили, как веником подмели!

Председатель повернулся лицом к Лопахину, хотел что-то еще сказать, но Лопахин опередил его вопросом:

- Ты на фронте был?

- А руку мне телок отжевал, по-твоему?

- Отступать приходилось?

- Всяко было, но такого, как сейчас, не видывал.

- Пойми, дорогой человек, еловая голова, не могу же я свой народ голодным оставлять, - сказал старшина. - Я за каждого из них в ответе перед командованием. Ясно? Ты пиши накладную, а там что-нибудь найдется, нам много не надо.

Для вящей убедительности старшина положил руку на колено председателя, но тот отодвинул ногу, улыбнулся мирно и просто.

- Эх, старшинка, старшинка! Беда мне с тобой, старик! Ведь русским языком тебе говорю: ничего в кладовой, кроме мышей, нет, а ты не веришь. И ты меня за ногу не лапай, я не девка, да и нога у меня на просьбы не чувствительная, она на протезе... Вот мое последнее слово: килограмма два пшена выдам - и все, а хлеба по дворам добудете.

- Куда же мне два килограмма на двадцать семь активных штыков, считай, на весь полк? А заправлять кашу чем? И по дворам за хлебом я солдат не пущу: мы не нищие. Ясно?

Лопахин взглянул на удрученное лицо старшины, с грохотом отодвинул скамью... Старшина предостерегающе поднял руку:

- Лопахин, не горячись!

- Пошли в кладовую, - коротко сказал председатель.

Твердо наступая скрипящим протезом на половицы, он направился к выходу. Поприщенко охотно последовал за ним. Замыкающим шел Лопахин.

Возле амбара председатель пропустил вперед старшину, взял Лопахина за локоть.

- Погляди сам, горячка, что у нас осталось. Черного амбара не имею и скрывать от вас ничего не хочу. Ребята вы, видать, боевые, славные, и я бы овцы, скажем, не пожалел вам на варево, но весь скот - и крупный и мелкий отправили вчера в эвакуацию по распоряжению района. Осталось только то, что принадлежит личному пользованию колхозников. Свою бы овчишку отдал, но у меня в хозяйстве - только жена да кошка.

Лопахин молча помог отомкнуть большой висячий замок, шагнул в полутемный амбар. Только в одном небольшом закроме, в уголке, сиротливо кучились сметки пшена. Видя нерешительность Лопахина, старшина строго сказал: