Всеволод Крестовский - Торжество Ваала

Вопрос этот, полный горечи и разъедающего сомнения, еще в первый раз в жизни предстал ей в такой ясности и цинической наготе.

«…Из-за чего?..

…От одного берега сама отбилась; от другого ее, то и дело, отталкивают, пристать не дают. И в самом деле, что дала ей жизнь, кроме ряда горьких разочарований и нравственных тычков, после того рокового ее шага, в Украинске, в пасхальную ночь, когда она впервые бросилась Каржолю на шею и вскоре затем ушла с ним в монастырь к матери Серафиме?

…Из-за чего?.. И что ж теперь впереди, в будущем?..»

Но все-таки среди ее сомнений и колебании, среди этого горького и несколько озлобленного раздумья над самой собою и своею судьбой, которую сама же она себе устроила, ей как будто мелькала еще в смутной дали этого будущего какая-то надежда на что-то лучшее, на что-то, может быть, даже совсем хорошее, светлое. На что именно, — этого и сама она не знала; но это «хорошее» представлялось ей в образе тех хороших людей, с которыми, среди всяких невзгод и жизненных разочарований, все-таки сталкивала ее порою судьба и с которыми, может быть, та же судьба опять сведет ее когда-нибудь в будущем… Вот они проходят перед нею, эти образы, в нити ее воспоминаний: мать Серафима, сестра Степанида, вот Любушка Кучаева — она тоже добрая, ужасно добрая, славная такая! — отец Макарий с его семьею, даже старик сторож Ефимыч… крестьянские матки, солдаты на войне, Атурин… Да, и Атурин! — Атурин, с которым, по-видимому, все у нее кончено, а тем не менее, образ его все-таки рисуется ей впереди, как луч какой-то смутной надежды, — глупой, детской, ни на чем не основанной, но… все-таки это надежда, какая- то внутренно инстинктивная, ей самой непонятная, но живая… Наконец, еще один образ, — ее дед, старик Бендавид, который когда-то так много и глубоко любил ее, свою единственную внучку… Неужели она никогда никого из них не увидит?.. Неужели так и заглохнуть ей, одинокой и забытой всеми, в этом Пропойске?.. Нет, должно же быть впереди что-нибудь лучшее! Должно! Иначе это было бы несправедливо. Если Бог Израилев мстит до седьмого колена, то бог христианский прощает и говорит: «придите ко Мне все труждающиеся и обремененные, и Я успокою вас». Она христианка, она верует в Бога и потому хочет верить, что все переносимое ею бремя есть не более как временное испытание, — может быть даже спасительное для нее же самой и потому необходимое. Пускай жизнь противоречит этому ее убеждению, но она хочет, хочет и хочет верить, что это так, — верить наперекор всему, какова бы ни была окружающая ее действительность. Да, это все преходящее, временное, так только покуда… А жизнь — жизнь еще впереди. Иначе, где смысл жизни? И зачем тогда жить, если не верить?

«Жить?.. и жизнь?»— смутно шепчет ей, в то же время, как будто другой какой-то внутренний, предостерегающий голос. — «Глупая, да разве это о здешней жизни сказано!»— Нет, нет, и о здешней! о здешней тоже! подымается в ней против этого шепота громкий голос ее молодости, который заглушает собою все, потому что молодость эта жаждет еще жизни.

И вот, несмотря на гнет наплывавших на нее порою сомнений и злобы, она все-таки успокаивалась на время душою и мирилась с настоящею своею «покудашнею» жизнью, потому что хотела жить, а хотела потому, что верила еще в жизнь и в добро, и в людей, и в Бога.

— Здоровье ее, между тем, достаточно уже поправилось, и надо было поэтому подумать в самом деле о скорейшем возвращении в Пропойск. На дворе стоял уже январь вначале, — значит, через несколько дней ребятишки опять соберутся после праздников в школу, а времени для их учения и так уже пропущено много.

Но не успела еще Тамара собраться в дорогу, как получила накануне своего предполагаемого отъезда пакет за печатью уездной земской управы.

Инстинктивно уже ожидая себе с этой стороны мало хорошего, она с невольным волнением в душе вскрыла конверт и принялась за чтение форменной бумаги.

Управа извещала ее, что вследствие ее продолжительной, болезни, г-н участковый инспектор народных училищ, принимая во внимание интересы учеников Пропойской сельской шкоды, слишком много страдающие от продолжительного отсутствия учительницы, вошел в уездный училищный совет с представлением о немедленном замещении должности этой другим лицом, из имеющихся кандидатов. А потому, поставляя ее в известность о состоявшемся, в утвердительном смысле, решении о сем училищного совета, управа предлагает ей явиться в присутствие оной, за получением окончательного расчета по день ее увольнения, причем присовокупляет, что в случае ее согласия, управа может иметь ее в виду для определения на должность сельской учительницы впоследствии, на одну из могущих открыться со временем вакансий.