Сергей Бояркин - Солдаты Афганской войны

Одолев кучу, мы отъехали недалеко в лесок и, утопая новыми кирзовыми сапогами в вонючих отходах, принялись выкидывать мусор на обочину дороги. Вычистив в кузове все до соринки, поехали на завтрак.

БИТИЕ ОПРЕДЕЛЯЕТ СОЗНАНИЕ

Армия - это романтика

для тех, кто там не был.

(Из альбома солдата)

Что дисциплина в армии держится не на сознательности, а на страхе, я понял уже на второй день.

После отбоя, дождавшись, когда уйдет присутствующий на вечерней поверке офицер, замок (заместитель командира) соседнего взвода, он был в звании старшего сержанта, тихо и спокойно скомандовал:

- Рота, подъем! Строиться!

Курсанты с ближних коек громким шепотом продублировали команду, и как усиливающееся эхо по казарме пронеслось:

- Рота, подъем! Строиться!

- Рота, подъем! Строиться!

Все повскакивали в одних трусах и построились в шеренгу по двое. Сержант уверенно подошел к одной из тумбочек, открыл ее, извлек оттуда несколько кусков хлеба и предъявил всем на обозрение:

- Что это за сифилис здесь хранится?

Все стояли по стойке смирно и смотрели на сержанта, не понимая, что все это значит. В расположении воцарилась напряженная тишина. Сержант отлично знал, чья это тумбочка, поскольку специально еще загодя обследовал их содержимое, но решил устроить что-то показательное.

- Чья тумба, спрашиваю? - повысил голос сержант.

- Моя, - тихо отозвался курсант из соседнего взвода.

- Выйти из строя!

Из строя вышел обескураженный курсант.

- Ты, недоносок! Тебя что, плохо кормят?! А-а?!

Курсант молчал, виновато опустив глаза.

- Отвечай когда спрашивают! - заорал сержант во весь голос и с размаха ударил его по лицу. От удара курсант отступил и застыл в растерянности. Я не поверил своим глазам: еще днем этот сержант постоянно шутил и улыбался, казалось, такой веселый парень на подобное не способен, и лицо у него было самое добродушное - все в конопушках и ".+.ak рыжие.

- Что? Самый голодный? А-а? Под одеялом жрать будешь?! Почему сиф разводишь?

Курсант не знал, что ответить и продолжал молчать. Тогда сержант со злостью начал наносить по лицу курсанта ладонью наотмашь - удар за ударом, каждый раз задавая один и тот же вопрос:

- Почему грязь развел?!

Курсант не выдержал и прикрыл лицо руками, что взбесило сержанта окончательно. Он ударил парня так сильно, что тот упал, и уже лежащего на полу стал пинать сапогами. Курсант весь сжался и обхватил голову руками, а сержант словно обезумел: он пинал курсанта и пинал, крича в тупом остервенении:

- Будешь, сука, срач разводить! Будешь срач разводить! Будешь! Будешь! - его лицо налилось кровью и из рыжего стало огненно-красным.

Строй - все сто двадцать курсантов - стоял в полном оцепенении.

Наконец, сержант остановился. Вспотев и учащенно дыша, он с презрением обратился к строю:

- Так будет с каждым чмошником, в чьей тумбочке найду грязь! А ты, желудок, давай вставай!

Курсант тяжело поднялся с пола. Он хлюпал носом и вытирал с лица слезы то одной ладонью, то другой.

- Еще будешь срач разводить?

- Никак нет, - тихо ответил курсант, еле сдерживаясь, чтоб не разрыдаться.

- Не слышу! Громче!

- Никак нет, - ответил курсант громче.

- Встать в строй!

- Есть встать в строй.

Другие сержанты в это время ходили вдоль строя и с холодным выражением всматривались в наши лица. Они искали в наших глазах страх. А страх - вот их главная власть над подчиненными.

- Не надо из себя мнить героев-десантников! Мы из вас, недоносков, мозги-то выбьем. Рота, отбой!

Мы разбежались по койкам. Я весь залез под одеяло. В голове - звенящая пустота оттого, что не знал, как осмыслить увиденное. И вдруг, как молнией, меня пронзило жуткое открытие: - ТЮРЯГА!!! В голове сделалось тяжело и застучало как приговор: - Два года! Два года в этом кошмаре! - От обреченности и бессилия подступил комок к горлу. Стало так горько и обидно, такая тоска защемила хоть плачь. В тот вечер мгновенно исчезла вся романтика службы в воздушно-десантных войсках.

Этот урок хорошо прочистил нам мозги. Ведь никто не осмелился заступиться за товарища, никто даже слова не сказал, каждый думал: "Только бы не меня". Теперь из страха быть наказанным каждый будет делать все быстро и выполнять любой приказ с полуслова.

В меня стал вселяться страх. Вот она - уже обкатанная дорожка! Теперь, когда очередь дойдет до меня, и сержанты, придравшись к любому пустяку, станут меня избивать - то все так же молча будут стоять и смотреть. С ужасом я начал понимать, что это всего лишь начало - только первый шаг, а настоящие испытания ждут меня впереди. И обратной дороги нет - я уже попал в мир Армии. Теперь только вперед, на полных два года.