Марина Цветаева - Сказки матери (сборник)

Аля (5 л. 9 мес.) с др<���угими> детьми абсолютно банальна <���над строкой: ничтожна>: повторяет – с наслаждением – чужие глупости, гоняет кур. Где она дома: в своей гениальности <���над строкой: вселенскости> (со мной) или здесь?

В детстве я всегда рвалась от детей к взрослым, 4 л. от игр к книгам. Не любила – стеснялась и презирала – кукол. Единств<���енная> игра, к<���отор>ую я любила: aux barres, {бег наперегонки} 11 л., в Лозанне – за то, что две партии <���под строкой: два стана> и героизм.

4-го июля 1918 г.

Аля: – «М<���арина>! Что такое – бездна?»

Я: – «Без дна».

Аля: – «Значит, небо – единственная бездна, потому что только оно одно и есть – без дна».

– «Марина! Я тебя люблю, а папу жалею. Когда я жалею, я чувствую какое-то загорание, а когда люблю – огонь».

– «Марина! Неужели ты все эти стихи написала? Мне даже не верится – так прекрасно!»

Аля напоминает Поля Домби и маленького лорда Фаунтельроя <���фаунтлероя>,– так же как внешне она, с первого года своей жизни, определенно английский ребенок.

В литературе есть мальчики, ее напоминающие. Девочек таких – нет.

Аля, на улице:

– «Я чувствую себя немного офицером, точно в жилах моих течет военная кровь».

Аля, 27-го апреля 1919 г.

– «Я хочу посадить Вас на престол Любви, Жалости, Справедливости.»

Перед сном:

– «Вы скоро будете под пологом предсказаний!»

Алина игра в суп.

– «Ну, Марина, последний кусок картошки, – сейчас Россия будет спасена!»

(Картошка и вообще всё, что плавало в супе – б<���ольшеви>ки.)

МАЙ 1919 г.

12 мая, ст. ст

Аля, просыпаясь:

– «Марина! Мне снилось: ненадежный женский голос!»

– «Марина, какой у меня сейчас ржавый голос!» (немножко хриплый со сна.)

– «Марина! Чортова дюжина – 13, человеческая – 12, а ангельская?»

Аля – в Духов день – на Воробьевых горах:

– «Марина! Балерина должна быть всю жизнь в восторге и в свободе. Мне кажется: танцовщица от счастья, а не от учености.

– «Марина! Не правда-ли, всё лето – нежность? Но не от слабости, а от силы.»

В первый раз в жизни я каталась на каруселях 11?ти лет, в Лозанне, второй – третьего дня, на Воробьевых горах, в Духов день, 26 лет, с 6 летней Алей. Между этими двумя каруселями – Жизнь.

Москва, – кажется 10-го ноября 1919 г.

Аля закрыла Ирину с головой одеялом и – внезапно:

– «Марина! – Глядите! Беснующаяся пирамида!»

– «Марина, Вы «еврей» переправляете на «жид», как другие «жид» на «еврей».

– «Марина! – Сколько людей – с такими прекрасными фамилиями я не знала! Напр<���имер>: Джунковский!»

– «Это бывший московский генерал-губернатор (?), Алечка!»

– «А-а! Я знаю – губернатор. Это в Дон-Кихоте – губернатор!» (Бедный Д<���жунков>ский!)

– «Я люблю папу, Вас и Музыку».

Про индийский храм на картинке:

– «О Марина! Какая роскошная тюрьма души!»

– «Ведь хуже – деньги, проживешь их! А как можно Музыку прожить?»

(Пауза.)

…«Пережить – как?»

Я рассказываю:

– «Понимаешь, такая старая, старинная, совсем не смешная. Иссохший цветок, – роза! – Огненные глаза, гордый подъем головы, бывшая жестокая красавица. И всё осталось, – только вот-вот рассыплется… Розовое платье, пышное, страшное, п<���отому> ч<���то> ей 70 лет, розовый «чепец парадный», крохотные туфельки. Под ногами пышная шелковая подушка, – розовая, конечно – тяжелый, тусклый, скрипучий шелк… – И вот, под удар часов, является к ней жених ее внучки. Он немножко опоздал. Он элегантный, галантный, стройный камзол, шпага…»

– «О, Марина! – Смерть или Казанова!»

– «Алечка, какое должно быть последнее слово в «Бабушке»? Ее последнее слово, – вздох скорее! – с к<���отор>ым она умирает?»

– «Конечно – Любовь!»

– «Верно, верно, совершенно верно, только я подумала: Амур».

Объясняю ей понятие и воплощение:

– Любовь – понятие. Амур – воплощение. Понятие – общее, безграничное, воплощение – острие, вверх! – всё в одной точке. – Понимаешь?»

– «О, Марина, я поняла!»

– «Тогда, скажи мне пример!»

– «Я боюсь, что это будет неверно. Оба слишком воздушны».

– «Ну, ничего, ничего, говори. Если неверно, я скажу».