Лев Толстой - Полное собрание сочинений. Том 13. Война и мир. Черновые редакции и варианты

20 июля он, точно так же, как и все дни, начиная с 1-го апреля, должен был ехать на другой день в Москву, но его задержало предложение встреченного накануне молодого князя Андрея Волконского приехать к нему обедать и вместе ехать к старой [768]фрейлине Анне Павловне Шерер, которая очень желала видеть молодого Медынского.

— Ну, что ж, вы и поедете завтра в Москву? — сказал ему накануне князь Андрей, [769]посмеиваясь. — Вы уж привыкли и мы привыкли, что завтра. Так не изменяйте.

M-r Pierre приехал к обеду, но как всегда опоздал. Лакей, не в камзоле по старинной французской, а по новой, вводившейся тогда английской моде, во фраке, доложил, что кушают, но в то же время послышался из столовой металлической, ленивой и неприятно резкой голос князя Андрея. [770]

— Петр Иваныч? Проси.

M-r Pierre вошел в светлую, высокую, росписанную столовую, с дубовыми, резными буфетами и уставленным хрусталем и серебром столом. За столом сидели князь Андрей, [771]свежий, красивый, молодой человек с сухими чертами лица и глазами, в которых свет казался потушенным. Эти глаза, смотревшие и ничего не хотевшие видеть, поражали невольно. На другом конце стола сидела его жена, хорошенькая, оживленная и заметно брюхатая брюнетка. В середине гости: какая то барышня, старичок, видимо иностранец, которого m-r Pierre сначала не заметил, и молодой чиновник, которого m-r Pierre видал и знал comme un jeune homme de mérite et qui promet. [772]Он знал еще, что молодой чиновник этот принадлежал к клике Сперанского. Тогда это был первый чиновник не дипломат, которого m-r Pierre видел в свете. Прибор для m-r Pierr’a стоял накрыт и новенький, как и всё, что было в доме, стул был придвинут высокой, резной спинкой к краю белейшей и тоже новой скатерти. [773]

На стенах, на серебре, на белье, на мебели, на слугах и их жилетах, на рамах и задвижках окон, на коврах, на сертуке и эполетах хозяина, на серьгах и воротничк[е] хозяйки, на всем в этом доме был тот особенный, светлый отпечаток, который бывает у молодых. Всё, от отношений мужа к жене и их положению, до последнего ковра и лампы на лестнице — всё было свежо и ново и всё говорило: мы тоже молодые князь и княгиня. От этого в доме было особенно весело. M-r Pierre, кроме симпатии к хозяевам, от этого, может быть, еще больше любил бывать у Волконских.

M-r Pierre, как домашний человек, был знаком со всеми собеседниками, [774]исключая старичка иностранца, и не обратил на него внимания.

— Извините, что я опоздал, — заговорил, бубуркая ртом, [775]толстый юноша, как будто рот у него был набит чем то, доброй улыбкой открывая испорченные зубы и таким тоном, что видно было, он знал, что его извинят. [776]

— Когда же вы не опаздывали, mon cher m-r Pierre, — сказал голос князя Андрея, [777]мелодический и нежный, совсем другой, чем тот, которым он сказал: «проси». На лбу его распустилась какая то складка и просияло лицо.

— Когда вы будете уезжать, тогда извинитесь. Суп подать, — как будто с трудом, по-русски, прибавил он лакею грубым, неприятным голосом, один звук которого составлял оскорбление.

— Тогда вы вместе и извинитесь в том, что вы мне забываете привезть «Corinne», которую обещали, — сказала княгиня звонким голоском и улыбаясь яркой улыбкой брюнетки, с белыми, прекрасными зубами.

Pierre, севший было на стул, вскочил и всплеснул руками.

— Ах, забыл, pardon, princesse, опять забыл. Нет, я поеду, сейчас привезу, [778]— прибавил он вопросительно.

Княгиня засмеялась так, что все засмеялись с ней вместе.

— Нет, сидите, обедайте.

Барышня, старичок иностранец и чиновник прилично и приятно улыбались, глядя на эту домашнюю сцену, которая видимо была очень знакома всем.

Видно было, что m-r Pierre уже давно освоился с своей ролью беспутного, беспорядочного, рассеянного, но милого и любимого друга дома, молодой князь с ролью покровительствующего, снисходительного друга, а княгиня с ролью невинно, кокетливо задирающего и ласкающего друга женщины.

— Вы знаете, — прибавила она, — что этот молодой человек вот уж третий месяц едет завтра в Москву. Так?

— Так, — улыбаясь и печально махнув рукой, подтвердил Pierre. [779]

Разговор зашел о том, о чем все тогда говорили, о чем говорят всегда, думая говорить о важных предметах: о преобразованиях, замышляемых в России, о конституции.

— Как же вы хотите, [780]— говорил чиновник, — чтоб такое преобразование могло совершиться быстро. [781]Теперь положим учрежден Совет и Министерства [782]и они имеют свои недостатки, кто в этом спорит. Не так ли, князь?

— Je vous avoue, mon cher, — пропустил сквозь зубы князь, [783]отламывая красивой рукой корочку хлеба, — que je suis parfaitement indifférent au nom Collège ou ministère. Il nous faut des gens capables et nous n’en avons pas. [784]Он говорил ленивым тоном старого вельможи, который смешон был в нем, в молодом человеке, но говорил с такой уверенностью, что его слушали.