Николай Лейкин - По чердакам и подвалам

Дама опустилась на стулъ и шептала:

— Боже, помоги мнѣ до конца!

— Никаноръ! Флаконъ… Нюхайте, ma tante… Это васъ освѣжитъ. Послушайте… Что-жъ вы стоите? Дайте сюда стаканъ воды… Видите, дамѣ дурно. Она еле поднялась на вашу каланчу. Кажется, полтораста ступень. Просите на бѣдность, а сами живете на каланчахъ. Ужъ жили-бы въ подвалѣ, если просите. Все-таки легче… — бормоталъ молодой человѣкъ.

Женщина засуетилась, взяла чашку, зачерпнула ею воды изъ ведра и въ недоумѣніи подала молодому человѣку.

— Чистая-ли чашка-то? — спросилъ тотъ.

— Чистая, чистая.

— Пейте, ma tante. Сдѣлайте нѣсколько глотковъ. Ну-съ, вдова коллежскаго ассесора.

Молодой человѣкъ опять раскрылъ книжку и заглянулъ въ нее.

— То-бишь… Вдова коллежскаго секретаря, — сказалъ онъ. — Вы, вдова коллежскаго секретаря Софья Дмитріевна Говоркова, изволили подать въ нашъ комитетъ прошеніе о вспомоществованіи. Вотъ, эта дама — членъ комитета и пріѣхала васъ навѣстить, дабы собрать справки. Вѣдь вы подавали прошеніе?

— Подавала. Съ мѣсяцъ тому назадъ подавала, а можетъ быть ужъ и больше. Я просила на погребеніе сына.

— Прошеніе помѣшено только четырнадцатымъ числомъ, — заглянулъ въ книжку молодой человѣкъ — Дѣйствительно, полтора мѣсяца прошло, но у насъ столько дѣлъ, что дамы-патронессы не успѣваютъ. Все дѣлается по очереди. Вотъ дѣло дошло теперь до васъ, и мы пріѣхали убѣдиться въ вашей бѣдности.

— Пожалуйста, посмотрите, — отвѣчала женщина. — Вотъ, у меня мальчикъ и дѣвочка, Сеня! Лизочка! Подите сюда.

Изъ-за занавѣски показались босой мальчикъ лѣтъ восьми и маленькая дѣвочка въ отрепанной обуви.

— Вотъ. Должны ходить въ школу, а они не имѣютъ, верхней одежды и обуви. У мальчика даже и сапогъ нѣтъ, а только старыя резиновыя калоши, — разсказывала женщина. — У меня есть еще третій ребенокъ, и тоже безъ сапогъ. Ему я дала надѣть свои и послала щепки для топлива собирать. Постройка тутъ недалеко идетъ.

Дама благотворительница слушала, нюхала спиртъ, качала головой и, закатя глаза подъ лобъ, шептала:

— Бѣдныя дѣти! Бѣдныя дѣти! О, несчастные! Но отчего въ прошеніи вы ничего не упомянули о сапогахъ? Мы выдаемъ иногда сапоги.

— Полтора мѣсяца тому назадъ у нихъ были сапоги. И наконецъ, я не знала, что надо обо всемъ упоминать въ прошеніи.

— Именно обо всемъ. Иначе мы не можемъ… Вѣдь мы должны занести въ журналъ и дѣйствовать по журналу. Ну, повторили-бы.

— Да я ужъ ждала, ждала и стала думать, что никто и вниманія на насъ не обратитъ. Вѣдь я просила на погребеніе. Мнѣ нужна была спѣшная помощь.

— Не ропщите, моя милая; роптать грѣхъ, — перебила ее дама. — А насчетъ сапоговъ подайте отдѣльное прошеніе.

— Слушаю-съ, сударыня.

Молодой человѣкъ вправилъ въ глазъ монокль, смотрѣлъ на женщину въ упоръ и спрашивалъ:

— Вы пенсію послѣ мужа получаете, Софья Дмитріевна Говоркова?

— Нѣтъ, мужъ не выслужилъ пенсіи. Онъ давно умеръ.

— А сколько лѣтъ?

— Двѣнадцать лѣтъ. Сначала я имѣла табачную лавку, потомъ занималась шитьемъ бѣлья… Мастерицу держала, сама шила.

— Позвольте, позвольте… Какъ-же вы можете имѣть восьмилѣтняго ребенка, если вашъ мужъ умеръ двѣнадцать лѣтъ назадъ?

— Ахъ, господинъ! — вздохнула женщина.

— Что: ахъ, господинъ! Вѣдь это развратъ… Мы разврату не покровительствуемъ. Все это мы должны взвѣсить, принять въ разсчетъ послѣ наведенія справокъ.

— Пьеръ! Пьеръ! Оставь, — остановила молодого человѣка дама.

— Зачѣмъ-же оставлять, ma tante? Какихъ лѣтъ былъ вашъ умершій ребенокъ?

— Пьеръ! Брось! Довольно. Ты пожалѣй мои нервы. Сколько вы платите за квартиру?

— Пятнадцать рублей. Вотъ въ кухню жильца за четыре рубля пускаю.

— Жильца? — переспросилъ молодой человѣкъ и подмигнулъ дамѣ. — Это какой-же жилецъ? Этотъ жилецъ не отецъ-ли вотъ итоги ребенка?

— Пьеръ, ты, должно быть, хочешь убить меня. Знаете что, моя милая… Я нахожу, что вы нѣсколько дорого платите за квартиру.

— Но какъ-же дешевле-то, сударыня? Вѣдь насъ четверо. Въ уголъ съ четырьмя дѣтьми не пустятъ. Ужъ я искала квартиру подешевле, но дешевле нѣтъ.

— Именно дорого, ma tante… И я нахожу, — поддакнулъ молодой человѣкъ. — Пятнадцать рублей… Вы живете, мадамъ, въ одиннадцати рубляхъ, тогда какъ вы смѣло могли-бы имѣть квартиру въ пять. И наконецъ, какъ хотите, я не вижу у васъ вопіющей бѣдности. Развѣ это бѣдность, если есть самоваръ? Вотъ и кой-какая посуда у васъ въ кухнѣ… Это ваша посуда? Вашъ самоваръ?

— Мой. Все мое.