Николай Лейкин - Писарь

— Очень ужъ мы наслышаны, что прошенія-то вы сладко пишете, — продолжала она. — Есть у насъ на квартирѣ писарь, мальчикъ онъ, въ школу ходить. Этотъ и даромъ или за какой-нибудь пряникъ напишетъ, да я думаю, чувствительности-то никакой не будетъ, такъ что толку-то!

— Конечно. Гдѣ-же мальчишкѣ несмышленому супротивъ спеціалиста, который всѣ подходы знаетъ, — гордо отвѣчалъ Колотовъ.

— Вѣрно, правильно. Намъ очень тебя хвалили. Ну, а денегъ-то у меня нѣтъ. Такъ вотъ не возьмешь-ли платокъ до субботы?

Женщина вытащила изъ кармана желтый шелковый набивной платокъ съ разводами.

— Мнѣ насчетъ дровъ прошеніе, — продолжала она — Въ субботу мнѣ жилецъ обѣщался отдать за уголъ. Подождать до субботы — боюсь съ дровами опоздать. Давно уже раздаютъ. Кабы не роздали всѣ.

Колотовъ развернулъ платокъ, и встряхнулъ его.

— Эхъ, горе квартирныя хозяйки! Да неужто ужъ у тебя пятіалтыннаго-то на прошеніе нѣтъ! — произнесъ онъ.

— Есть, Ермолаичъ, но нельзя тоже дома безъ гроша быть. Я самъ-четвертъ съ ребятишками. И на картофель, и на ситный и на треску надо, чтобы питаться, а лавочникъ мелочной у насъ такъ и говоритъ: «сегодня на деньги, а завтра въ долгъ». Мнѣ только о дровахъ два прошеніи: отъ себя и отъ сестры. Сестра при мнѣ живетъ и поломойствомъ занимается. Да и у сестры-то заработка не завалило. Безъ дѣла на кофейныхъ переваркахъ сидитъ. Вотъ передъ самыми праздниками работа будетъ.

— Постой, постой… — перебилъ ее Колотовъ. — Да на одну квартиру по двумъ прошеніямъ дровъ не выдаютъ. Сколько ни пиши, все равно выдадутъ только по одному. Даютъ квартирной хозяйкѣ, жилицѣ зачѣмъ-же дрова? Ее обязана хозяйка отоплять.

— Знаю я, ваше благородіе, я тертый калачъ. Прошенія я каждый годъ во всѣ мѣста подаю. Но отчего не попробовать? Можетъ быть, и не замѣтятъ? Въ прошломъ году мы по двумъ прошеніямъ получили: и я, и сестра.

— Странно. Какъ-же это такъ проглядѣли?

— А вотъ проглядѣли. Можетъ статься и нынче проглядятъ, такъ отчего лишній пятіалтынный въ прошеніе не просолить. Надо только написать умѣючи. Сейчасъ я тебѣ одну штучку скажу, ваше благородіе.

— Въ угловомъ домѣ живешь? — перебилъ женщину Колотовъ.

— Да.

— А въ угловомъ, такъ знаю я твою штучку. Одна подастъ прошеніе съ одной улицы, а другая съ другой, и номера дома разные, а квартира подъ однимъ номеромъ.

— Отчего ты знаешь? — удивилась женщина.

— Да какъ-же спеціалисту-то по прошеніямъ не знать, если ужъ ты знаешь! Не надо только одновременно подавать прошенія.

— Удивительно, какъ онъ это все знаетъ! — воскликнула женщина, и прибавила: — Такъ вотъ, милостивецъ, два прошеньица въ долгъ, а платокъ у тебя останется. Бѣдность-то только очень ужъ одолѣла.

— Ну, ладно. Прошенія будутъ готовы завтра утромъ. Скажи только, отъ кого писать, адресъ и больше ничего не надо. Завтра приходи и получишь прошенія.

Колотовъ записалъ, что нужно, спросилъ сколько дѣтей у явившейся къ нему женщины и сколько у ея сестры.

— Вдовы-то вы настоящія? — спросилъ онъ, провожая женщину.

— Настоящія, настоящія, вѣнчанныя. А моего покойника кто не знаетъ? Вся улица знаетъ. Пьяница былъ извѣстный, не тѣмъ будь помянутъ, царство ему небесное. Отъ, вина и сгорѣлъ.

Когда Колотовъ выпроводилъ вторую кліентку, Передъ нимъ стояла маленькая древняя старуха съ сморщеннымъ лицомъ, выглядывавшимъ изъ платка и груды разныхъ шерстяныхъ тряпокъ, клочьевъ ваты и поѣденнаго молью мѣха.

— Чего тебѣ, бабушка? — спросилъ онъ.

— Степанида Захарова, николаевская солдатка, — отвѣчала старуха, не разслышавъ вопроса.

— Понимаю, понимаю. И тридцать шесть рублей пошли въ годъ получаешь. Знаю я, знаю. Немного ужъ вашей сестры николаевской солдатки осталось. Такъ что тебѣ надо-то? Въ попечительство о передпраздничномъ пособіи прошеніе написать?

Старуха шамкала губами. Она опять недослышала, о чемъ ее спрашиваютъ, полѣзла. въ карманъ, вынула оттуда два мѣдные пятака и проговорила:

— Уступи за десять копѣекъ для старушки.

— Пятіалтынный, бабка. Дешевле не сходно писать, — отвѣчалъ Колотовъ и закричалъ надъ самой ея головой:

— Да о чемъ тебѣ прошеніе-то писать?

— О дровахъ, о дровахъ, о дармовыхъ дровахъ, — отвѣчала старуха, услыхавъ, наконецъ, вопросъ.

— Тоже о дровахъ. Да какія-же тебѣ дрова, бабка, коли ты въ углу живешь! Вѣдь въ углу живешь?

— Въ углу, въ углу… Два съ полтиной за уголъ плачу.

— Ну, вотъ видишь. Такъ зачѣмъ-же тебѣ дрова-то, коли ты не квартирная хозяйка? Тебѣ не дадутъ. Не дадутъ тебѣ! — закричалъ Колотовъ.