Николай Лейкин - Квартирная страда

— Захаръ! Да не забылъ-ли ты ключи-то тамъ наверху въ дверяхъ? — выскакиваетъ изъ сторожки швейцариха. — Вѣдь, нигдѣ нѣтъ.

— А что ты думаешь? Вѣдь, пожалуй, что и забылъ. Продвигайтесь, господинъ, наверхъ. Ключи отъ квартиры наверху. А ты, Иванъ Евстратьичъ, тридцать копѣекъ…

— Будетъ съ тебя и двугривеннаго. На, подавись…

Партнеръ швейцара кидаетъ на шашечную доску двугривенный.

— Эхъ, жила! Вотъ жила-то! — произноситъ швейцаръ, взявъ деньги.

— Послушай, швейцаръ! Да ты покажешь, наконецъ, мнѣ квартиру? — горячится толстенькій господинъ.

— А то какъ-же… Вѣдь иду ужъ съ вами! Пожалуйте впередъ…

— Какіе вы невѣжи! Олухи! — вырывается у толстенькаго человѣка.

— Это чѣмъ-же, господинъ?.. Позвольте… Это что въ шашки-то?.. Такъ, вѣдь, сидишь-сидишь одинъ день-то деньской, такъ инда одурь возьметъ… Время теперь лѣтнее. Жильцы на дачѣ.

— Съ ванной эта квартира? — задаетъ вопросъ толстенькій господинъ.

— У насъ всѣ съ ванной. Домъ на отличку.

— И съ хозяйскими дровами?

— У насъ всѣ съ дровами.

— Семьдесятъ рублей?

— Нѣтъ, восемьдесятъ пять, — отвѣчаетъ швейцаръ. — И швейцару отдѣльно.

— А какъ-же на воротахъ у васъ вывѣшено, что семьдесятъ рублей?

— Да та ужъ сдана. И та не въ шесть комнатъ была.

— Отчего же билетъ не снятъ? Вѣдь, вотъ мнѣ восемьдесятъ пять дорого

— А кто-же ихъ вѣдаетъ, отчего дворники не сняли! Имъ-бы только по портернымъ…

— Ну, да ужъ всѣ хороши. Послушайте… Да куда-жъ вы меня ведете? Который это этажъ?

— Пятый.

— А вѣдь сказано, что въ третьемъ.

— Въ третьемъ маленькая. Всего четыре комнаты! А я вамъ въ семьдесятъ пять подсдобить хочу.

— Сколько комнатъ?

— Пять. Но за то съ балкономъ и съ каминомъ.

— Да я съ моимъ семействомъ въ пяти комнатахъ не помѣщусь. Кромѣ того, для меня это высоко. Зачѣмъ-же вы меня привели? Ахъ, какой вы глупый! Тогда ужъ ведите меня въ квартиру, которая о шести комнатахъ, въ восемьдесятъ пять рублей.

— Такъ та внизу, во второмъ этажѣ. Что-жъ вы раньше-то не сказали!

— Да развѣ съ тобой можно разговаривать, если у тебя башка шашками занята.

Толстенькій господинъ снова переходитъ на «ты».

— Ужъ и шашками! — обидчиво отвѣчаетъ швейцаръ. — Я вотъ ключей не могу найти. Такъ и есть… Нѣтъ ихъ въ дверяхъ. Что за оказія! Ахъ, чтобъ тебѣ! Куда-же это ключи-то дѣлись? Словно чортъ ихъ взялъ, — разводитъ онъ руками и кричитъ въ пролетъ лѣстницы:- Аѳимья! Ключей здѣсь нѣтъ!.. Ищи въ сторожкѣ.

— Да не отдалъ-ли ты ихъ старшему дворнику, когда въ трактиръ-то съ полотеромъ ходилъ? — слышится снизу женскій голосъ.

— А и то, можетъ быть, отдалъ. Поди спроси у него.

Толстенькій господинъ, взобравшись въ пятый этажъ, обливается потомъ. Онъ отираетъ платкомъ лысину и вопитъ:

— Ну, зачѣмъ, спрашивается, ты меня въ пятый этажъ втащилъ!

— Ахъ, господинъ! Да вѣдь кто-же зналъ, гдѣ эти самые ключи… Да вотъ баба сейчасъ принесетъ. Аѳимья! Ты пошла, что-ли?.. Пожалуйте, господинъ, внизъ.

— Такъ восемьдесятъ пять рублей, шесть комнатъ, во второмъ этажѣ? — спрашиваетъ толстенькій господинъ, спускаясь по лѣстницѣ.

— То-есть оно, будемъ такъ говорить, что комнатъ-то не шесть, а пять только, но онѣ большія! А за шестую мы корридоръ считаемъ. Теперича зала…

— Ну, такъ мнѣ тогда и квартиры не надо. Мнѣ нужно ни больше, ни меньше шести комнатъ.

— За то съ балкономъ. Вездѣ паркетъ… Въ паркетѣ звѣзда по срединѣ.

— Все равно не годится.

— А въ четыре не годится? Только та по другой лѣстницѣ.

— Дуракъ!

Толстенькій господинъ быстро сбѣгаетъ съ лѣстницы. Въ подъѣздъ вбѣгаетъ швейцариха.

— Нѣтъ у старшаго дворника ключей! — восклицаетъ она, запыхавшись.

— Какъ нѣтъ? Не можетъ быть! Гдѣ-же они? — задаетъ себѣ вопросъ швейцаръ, начинаетъ ощупывать свои карманы и восклицаетъ: — Вотъ они! Въ карманѣ! А я-то… Господинъ! Господинъ! Куда-же вы?.. Позвольте… Посмотрите квартирку-то! Ключи нашлись! — кричитъ онъ толстенькому господину.

Но тотъ уже выскочилъ изъ подъѣзда.

— Вѣдь, вотъ, въ три дня мы двѣ улицы обѣгали, тысячъ десять ступеней измѣнили…

— Ужъ и десять тысячъ! Скажешь тоже…

— Ну, восемь. Да дѣло не въ этомъ…

— И пяти тысячъ ступеней не измѣрили.

— Ну, пять, пять… Пусть будетъ по-твоему.

— Да нѣтъ пяти тысячъ…

— Ну, четыре. Вѣчно ты любишь спорить. Ахъ, ужъ эти женщины! — вздохнулъ тучный, небольшого роста, мужчина, снялъ шляпу и сталъ вытирать платкомъ потное лицо и лобъ.