Николай Лейкин: При отъезде

— Грибковъ-то насушила ли за осень? Везешь ли?

— Вотъ только развѣ грибы. Дѣйствительно, два фунта я насушила, чтобъ роднѣ подарить гостинцу, ну, горшочекъ намариновала, чтобъ когда ежели гости придутъ, такъ къ водкѣ на закуску подать, но, милая, гдѣ жъ это видано, чтобъ кухарка, живши на мѣстѣ, свою закуску своимъ гостямъ подавала! Вѣдь ужъ это значитъ господъ баловать.

— Да ужъ это конечно, коли ежели кто обо что господское трется, такъ неужели не попользоваться! согласилась баба.

— Ну, значитъ, и грибы тутъ не причинны. Опять же никакого общества для кухарки здѣсь нѣтъ. Я женщина такая, что, понятно ужъ, въ Питерѣ наполировалась, а здѣсь съ кѣмъ мнѣ душу отвести!

— Это что говорить! Здѣсь у насъ одно мужицкое пьянство.

— Вотъ, вотъ… Ни здѣсь солдатовъ, ни здѣсь полированныхъ кавалеровъ. Въ Лѣсномъ и въ Озеркахъ я два года на дачѣ выжила, такъ тамъ то и дѣло музыка и илюминація гдѣ-нибудь. Стоишь у забора и смотришь въ пріятныхъ разговорахъ съ публикой. А здѣсь во все-то лѣто только докторскіе гимназисты двѣ ракеты пустили на Ильинъ день, да десятокъ паршивыхъ фонарей зажгли — вотъ и все удовольствіе. Нѣтъ, совсѣмъ я здѣсь лѣто подневольной прожила.

— Конечно, сюда господа ѣдутъ изъ-за хорошаго воздуха только, сказала баба.

— Что мнѣ воздухъ, милая!

— Ну, и изъ-за рыбной ловли.

— Плевать мнѣ на рыбную ловлю.

— Опять же на лодкѣ покататься.

— Да вѣдь на лодкѣ пріятно съ кавалеромъ, а гдѣ они здѣсь!

— Ну, купанье…

— Провались оно. Три раза всего купалась, да и то гребенку въ пятіалтынный потеряла.

— Грибной интересъ.

— И грибной интересъ пріятенъ въ компаніи, а здѣсь гдѣ компанія? Да и съ компаніей, такъ чтобъ ему пусто было! У меня, милая, въ своей деревнѣ, въ Новгородской губерніи, этотъ грибной-то интересъ былъ, однако наплевала я на него, да въ Питеръ бѣжала. Это все господамъ лестно, а не прислугѣ. Нѣтъ, ужъ нога моя больше здѣсь никогда не будетъ.

— Ну, прощай, Афимьюшка, счастливо тебѣ… Лѣто прожили не ссорившись, такъ поцѣлуемся на прощанье.

— Прощай, Варвара Васильевна, прощай.

Кухарка и баба отерли губы рукавами и троекратно поцѣловались.

1893