Виталий Снежин - Недоразумение

- Никогда не приходилось делать ничего подобного, - начал он, тоскливо блуждая глазами. - Но, в конце концов, вы как женщина, как сестра сможете подсказать (глаза Ксении отчетливо округлились), в общем, вся надежда только на вас.

Савелий вынул из кармана мятую бумажку, розовея и сдаваясь панической дрожи, пробежал ее глазами:

- Нет, это невозможно! Полный провал... Господи, ну почему это должен делать мужчина?!

Еще какое-то время он робел и томился, теребя в руках заготовленную речь, но в конце концов собрался с духом и, не обращая внимания на веселое изумление Ксении, приступил к изложению основного текста. Речь на удивление удалась. Посвятив львиную долю времени чувствам, которые она, присутствующая неявно, в нем пробудила, Савелий коротко перечислил свои недостатки, которые, впрочем, не могли стать серьезным препятствием к браку, и наконец, не отрывая взгляда от бежевой бретельки Ксении, сделал чувственное и лапидарное предложение.

Минуту стояла тишина.

- Ну как? - наконец спросил Савелий, не замечая дрожащего блеска в глазах Ксении.

- Изумительно!

- Правда?

- У меня нет слов!

- Вам понравилось?

- Не надо спрашивать - продолжайте.

Савелий на всякий случай заглянул в текст, потом перевернул листок на другую сторону - там тоже ничего не было.

- Больше ничего нет: точка.

- Ну как же точка? - Она была явно разочарована. - Не может быть точки: осталось самое главное.

- Самое главное? - Савелий испуганно посмотрел на Ксению. - Я не понимаю.

- Ну что же вы. У вас все так хорошо шло. - Она придвинулась ближе к Савелию и сразу стало как-то душно. - Неужели нужно объяснять? - И горячо зашептала в самое ухо: - Теперь нужно це-ло-вать-ся.

К чести Савелия нужно отметить, что он попытался оказать сопротивление. Более того, будучи впервые участником развернутой процедуры поцелуя ("Да вот как-то не пришлось, все как-то было не до того"), он поначалу безотчетно попытался свести поцелуй к протокольной формальности и даже, существенно примятый цепкими объятиями Ксении, все еще испуганно косил в сторону и ждал случая освободиться. Однако спустя минуту, когда Ксения чувствительнее приладилась к краденому поцелую, он вдруг с ужасом ощутил, что начинает как бы подтаивать по краям, где находились отборные части его обороны. К тому же незнакомая дрожь и звонь, поднимаясь волной, вдруг наполнили его предчувствием чего-то жуткого и восхитительного, что вот-вот должно было произойти.

В панике Савелий еще раз попытался спастись, но тут случилось совсем уже немыслимое. Не отмеченная ни в одной метеорологической сводке, нежнейшая и сладчайшая молния прошла сквозь него от макушки до пяточных шпор, и душа, вдруг освободившись, сделала широкий вольный мах золотыми крыльями!..

- Ксения! - в отчаяньи прошептал Савелий, не помня себя, но понимая, что погибает. - Ксения! - и крепче ухватился за послед-нее, что ему осталось в этом воспламенившемся мире...

Хрустнуло несколько мелких косточек, придушенно мяукнула Ксюша, не ожидавшая ничего подобного. Она уже хотела начать царапаться, но в последний момент, угадав, что происходит с Савелием, передумала, а спустя мгновение, захваченная мальчишеским трепетом его поцелуя, вдруг с изумлением почувствовала, как все быстрее и быстрее вовлекается вслед за ним в водоворот его порывистой нежности, погружается на самое дно восхитительного любовного обморока...

Их поцелуй продлился весь вечер и всю ночь: знойный цокот кузнечиков сменился тихой лунной истомой и еще раз сменился многоголосьем рассветных птиц, а громкие возгласы Ксюши плавно перешли в смирное и согласное бормотанье. Продлился он и весь следующий день: бессонных любовников, самозабвенно предающихся друг другу, можно было застать на скамейке у фонтана, в сумрачном тупичке, между двумя водосточными трубами, в тесной кабинке лифта, исписанной гвоздями и губной помадой. С изнуренными, но сияющими лицами, не помня ни времени, ни места, они, словно две сомнамбулы, вновь и вновь находили друг дружку в никчемных сумерках мира, вновь и вновь отдавались этой упоительной радости узнавания. Время от времени малое пространство их любви нарушали другие существа: большой грязный пес, садившийся прямо за решеткой скамейки и с философической грустью наблюдавший их вдохновенную возню, трехлетний малыш, весь в цветочках и ямочках, вытаскивавший мячик из-за чугунной урны, знакомая, очень знакомая женщина - но, уже пораженные той близорукостью, что так часто развивается у начинающих любовников, они не узнавали ее и не слишком обращали внимание на всех остальных.