Владимир Соллогуб - Тарантас (Путевые впечатления)

Просто - дворяне, едем себе в деревню.

- Ну, да все равно. Так как мы отправляемся теперь в дорогу...

- А, вот это, пожалуй.

- То мне кажется, что я могу употребить время... нашего, как бы сказать... поезда с пользой.

- А с какой же, батюшка, пользой? Ума не приложу.

- Извольте видеть: за границей теперь мода издавать свои путевые впечатления. Тут помещается всякая всячина. Где ночеиал, кого видел, что понял и что угадал, наблюдения о правах, о просвещении, о степени искусств, о движении торговли, о древностях и о современности, одним словом, о целом быте народном. Потом все это собирается и печатается под названием путевых впечатлений.

- Вот-с.

- К сожалению, эти впечатления не всегда носят отпечаток истины и оттого теряют свое достоинство. К тому же зсе, что можно было сказать о западных государствах, пересказано и перепечатано. Заключения сделаны, мнения определены. Наблюдателю негде разгуляться.

- К чему же вы, батюшка мой, речь эту ведете?

- Вот к чему. Путевые впечатления за границей никому не нужны, потому что нового в них ничего быть не может. Но путевые впечатления в России могут много явить любопытного, в особенности если они будут руководствоваться одной истиной. Подумайте, какое обильное поле для изысканий: изучение древних памятников, изучение русского быта, подробное изучение нашей прекрасной, нашей великой и святой родины. Вы меня понимаете?..

- Нет, брат. Ты все такое мелешь странное.

- Моя надежда, мое желание, моя цель, - продолжал, воспламеняясь, Иван Васильевич, - сделаться хоть чемнибудь полезным для моих соотечественников. Вот для него, Василий Иванович, я хочу записывать все, что буду видеть: буду записывать, не мудрствуя лукаво, а придерживаясь только правды, одной правды. Со мной дорожная чернилица и толстая тетрадь бумаги, - прибавил он торжественно, указывая на величественную книгу, которая покоилась у него на коленях. - Эта книга должна прославить меня в целой России. Это книга моих путевых впечатлений. Друзья мои будут читать ее, и дай бог, чтоб она внушила им желание вникнуть глубже в те предметы, которые я могу обозначить только мимоходом.

- А что же вы думаете писать в ней? - спросил Василий Иванович.

- Все, что встретится нам дорогой истинно любопытного, истинно достойного внимания. Все, что я могу почерпнуть о русском народе и о его преданиях, о русском мужике и о русском боярине, которых я люблю душевно, точно так, как я душевно ненавижу чиновника и то уродливое безыменное сословие, которое возникло у нас от грязного притязания на какое-то жалкое, непонятое просвещение.

- А отчего же это, батюшка, ненавидите вы чиновников? - спросил Василий Иванович.

- Это не значит, что я ненавижу людей, служащих совестливо и благородно. Напротив того, я их уважаю от души. Но я ненавижу тот жалкий тип грубой необразованности, который встречается и между дворянами, и между мещанами, и между купцами и который я называю потому вовсе неточным именем чиновника.

- Отчего же, батюшка?

- Потому что те, которых я так называю, за неимением прочного основания придают себе только наружность просвещения, а в самом деле гораздо невежественнее самого простого мужика, которого природа еще не испорчена. Потому что в них нет ничего русского, ни нрава, ни обычая, потому что они своей трактирной образованностью, своим самодовольным невежеством, своим грязным щегольством не- только останавливают развитие истинного просвещения, но нередко направляют его во вредную сторону. Это - создание уродливое, приросшее к народной почве, но совершенно чуждое народной жизни.

Взгляните на него. Куда девались благородные черты нашего народа? Он дурен собой, он грязен, он пьет запоем, а не в праздники, как мужик. Он-то берет взятки, он-то старается всех притеснять и в то же время дуется и гордится пред простым народом тем, что он играет в бильярд и ходит во фраке. Подобное племя - племя испорченное, переродившееся от прекрасного начала. Посмотрите-ка на русского мужика. Что может быть его красивее и живописнее? Но по предосудительному равнодушию у нас в высшем кругу мало об нем заботятся или смотрят на него как на дикаря Алеутских островов: а в нем-то таится зародыш русского богатырского духа, начало нашего отечественного величия.

- Хитрые бывают бестии, - заметил Василий Иаанович.

- Хитрые, но потому-то и умные, способные к подражательству, к усвоению нового и, следовательно, к образованию. В других краях крестьянин, что ему ни показывай, все себе будет землю пахать; а у нас-вам только приказать стоит, и он сделается музыкантом, мастеровым, механиком, живописцем, управителем, чем угодно.