Роман Солнцев - Полураспад

- Я вас не узнаю, Юрий Юрьевич. За вами коллектив, думайте о коллективе.

- Я и думаю о коллективе, - ответил Марьясов. - И не только о своем. Вам мало крови Вани Гуртового?

Майор дернул шеей:

- Вы что, полагаете?..

- Я ничего не полагаю. Я предлагаю следствию рассмотреть вопрос о поручителях. Почему это вас так разозлило? Теперь меня и к Левушкину не пустите?

- Почему же, - Сокол убрал очки в карман. - Мы держим слово. Пусть он подумает. Мы тоже люди.

Сотрудник ФСБ ушел, и Юрий Юрьевич понял, что в группе следователей, видимо, раздрай. Но отступать назад они не могут, не умеют. Нужен повод.

Вечером в камере у Левушкина-Александрова появился невысокий, движущийся, как кавалерист - со слегка расставленными ногами (мастер по дзюдо), со всезнающей улыбкой на плоском лице Марьясов.

Увидев директора Института физики, Алексей Александрович лежа кивнул.

- Ну как вы, дорогой? - пробормотал, наклоняясь к нему, академик.

- Да так как-то, говоря словами Хлестакова. А вы-то как, Юрий Юрьевич? Животик не болит?

- Перестаньте, - прошептал с улыбкой Марьясов. - Они, по-моему, в мандраже. Мальчишество тут ни к чему. Все мы делаем, что можем. Я лично подписал "маляву" на вас, максимально положительную.

Он помолчал, ожидая, видимо, каких-то слов от Алексея Александровича, но тот только кивнул и сел на краю постели, вытянув ноги.

- Алексей, дорогой... - продолжил Марьясов. - Средства массовой информации подняли шум до небес... Я вам новые газеты принес... - Академик, лучась улыбками во все стороны, подал пачку газет.

- Зачем? - буркнул Алексей Александрович. - Вы уйдете - они тут же отберут.

- Не отберут. Что-то меняется. Ясно, что произошел перебор. Но в чем-то и по вашей вине. Да, да! И надо помочь им сделать шаг цурюк...

- Ну что, что я могу им сказать? - вскинулся Алексей Александрович. Что меня наркотиками там кололи? Или пил водку, на змеях настоянную, и в пылу бреда... Ну что, что?!

- Не знаю. Подумайте. Может быть, просто сказать: раскаиваюсь, что поехал... - Марьясов снова перешел на шепот: - Не знал, что в университете, у первоотдельцев, по нашей с Соболевым вине тема осталась незакрытой... что десять лет назад была неразбериха... и так далее.

Левушкин-Александров молчал, раздумывая над словами гостя.

- А мы в свою очередь, я, Кунцев, Муравьева, выступим поручителями. Чтобы вы до суда вернулись к семье, к нормальной жизни... Как, Алексей?

- Мне сказали, у меня новый адвокат... Почему не пускают?

- Пустят... Да! - вдруг спохватился Марьясов. - Пришел факс из Америки. Простите, чуть не забыл. - Он протянул лист бумаги.

Затрепетав, как мальчишка, Алексей Александрович схватил листок. "МИЛЫЙ, Я ВСЁ ЗНАЮ. Я В ОТЧАЯНИИ. СКАЖИ: НУЖЕН ЛИ МОЙ ПРИЕЗД? ГАЛЯ".

Марьясов прокашлялся:

- Давайте, как в сказке про Алису, когда кот исчезает частями... и еще улыбка остается... частями снимать эту гору недоразумений. - И, повысив голос, закончил: - Если и это их не устроит, если это упрямые ослы, я надеюсь, наш новый президент им уши оторвет. Думаю, он первый заинтересован, чтобы эта организация стала...

- Перестаньте! Не хочу слышать! - прервал его бледный Алексей Александрович. - Мне уже все равно. Ни в чем каяться не буду.

- Напрасно, - еще громче сказал Марьясов и при этом улыбнулся.

Почему он улыбнулся? Восхитился тем, как хорошо держится Левушкин-Александров, или у него свои, невысказанные счеты к господам из серого дома?..

25

В связи с ремонтом камер с нечетными номерами, как объяснила служба ГУИН, Алексея Александровича временно перевели в камеру No12. Здесь на одной из коек сидели трое довольно мрачных мужчин и играли в карты. Остальные лежаков двадцать пустовали. Это при нынешней-то нехватке мест!

Надзиратель запер дверь за спиною профессора, и наступила тишина.

Отложив карты, незнакомцы смотрели на вошедшего. Левушкин-Александров на всякий случай решил поторопить и спровоцировать открытый разговор. Слышал он про эти "ремонты", про иные причины, по которым заключенных интеллигентов подсаживали к уркам.

- Здравствуйте, - сказал он, легко и чуть свысока улыбаясь, словно перед ним студенты, пришедшие на лекцию. Он ничего уже не боялся, он стал фаталистом. - Я профессор Левушкин-Александров, обвиняемый в шпионаже в пользу Китайской Народной Республики. А вы?

- Ишь, гад! - пробормотал, вставая, узкоплечий тип со скошенным подбородком, по этой причине отращивающий весьма скудную прозрачную бородку. На левом кулаке у него было выколото ЛЕНИН, на правой - МАНИН. Но восседавший с ногами на одеяле широкоплечий дядька, похожий на силача с картины Пикассо "Девочка на шаре", буркнул: