Сергей Солоух - Клуб одиноких сердец унтера Пришибеева

Сиротство Доддам, похоже, на роду написано, но слава Богу, на этот раз хоть без детдома обошлось. А печаль, если кого-то и посетила, над кем-то крыла унылые распростерла и округлила коровьи глаза, то горемыкой этим оказаться суждено было Васе. Василию Петровичу Додду, председателю правления южносибирского областного общества охотников и рыболовов, годам к сорока, к пику жизненному и административному осознавшему вдруг с горечью и даже завистью в душе нехорошей, что улыбка милая плутовки ласковой, племянницы Валеры, Вали, ему, ворчуну, самодуру и зануде, приятней и дороже всех вместе грамот, пятерок и угрей с приданым в собственность доставшегося приемыша Сергея.

Но делать нечего, закон, конечно, был на стороне бывшего егеря, а ныне директора цеха мелкого опта при Южносибирском областном охотоуправлении Николая Петровича, успевшего за исторические те два часа не только подбросить к вокзалу моральную разложенку с неустойчивой психикой, но и украсить по ее просьбе настоятельной каракулями жирности завидной сразу две, если не три графы толстенной книги регистрации актов рождения и смерти. Впрочем, гражданского уложения несовершенство, юридическое неравноправие нисколько не мешало дяде Васе баловать, усердием папашу Додда самого превосходя, пожалуй даже, родную кровь и плоть, на нет сводя, конечно же, усилия и кропотливый, повседневный труд не одного, увы, увы, педколлектива областного центра.

А возможности у него были, разве сравнишь

председателя правления общества любителей осеннее небо

какого-нибудь укромного заказника, заповедника веером

дроби азартно дырявить, лихо, на звук палить, с директором,

распустившим донельзя десятка полтора горьких пьяниц

инвалидов, исправно, тем не менее, признаем это, тачавших из

меха малоценного пушного зверя шубейки детские и шапки

зимние с ушами, а порой и без?

Нет, определенно, нет.

Ну, сказал Николай Петрович мастеру своему

одноглазому:

- Валюха, Никанор, вчера явилась, - и ничего кроме

забот все той же Валюхе, Валерии Николаевне, умыть,

раздеть, уложить.

Та же самая фраза.

- Валюха наша, вот дела, вчера домой воротилась, - с

такой же точно ( и на слух их трудно различить ) довольной

интонацией сорвалась с уст уже иных, и, Боже, как

разволновался Печенин Альберт Алексеевич, мужчина

солидный, двуногий, с глазами, всегда в несвежей сорочке, но

"Свободы" ароматами благоухающий, галстуком

услаждающий взор и поражающий воображение алмазной

гранью трехрублевых запонок. Господи, Господи, какая удача,

везение какое перед самым, по слухам, скорым поступлением

партейки малой дефицитных стволов ижевских вороненных.

- К нам, к нам, только к нам, Василий Петрович, - с

горячностью, ну, просто восхитительной повторяет товарищ

Печенин, раз десять, пятнадцать, право, не меньше, из

правленья не выходит - выбегает и мчит прямо в

телерадиокомитет, зама по кадрам в кабинет приглашает,

штатное расписание подать немедленно велит, волнуется, вне

всякого сомнения, ударить в грязь лицом не хочет, по

ковровой дорожке прохаживается, ноготками

неостриженными по подоконнику стучит, трям, трям, и...

решенье в конце-концов принимает беспрецедентное.

Служебная мембрана телефонная преобразует голос

одного ответственного лица в ток электрический, и он, волею

гения человеческого в бесконечном проводе медном в момент

любой возбуждаться обязанный, секунды не прошло, уже

воркует, гармониками дивными обогащенный в трубке

домашней, ласкает слух другого ответственного товарища.

- Ну, ну, - не возражает Василий Петрович Альберту

Алексеевичу, и к обеду следующего дня Валерия Николаевна

Додд, неполных восемнадцати лет, образование среднее,

несостоявшаяся студентка Томского государственного

университета имени В.В.Куйбышева зачислена на службу, на

должность взята, коей, утверждают, в природе не было, нет и

не будет, и все же, редактора-стажера программ для учащейся

молодежи и юношества.

С неясными обязанностями, сомнительным статусом,

но жалованием, окладом достаточным вполне. Да, для образа

жизни пусть скромного весьма, но независимого, ах, впрочем,

не лишенного и некоторых неудобств, не без изъянов мелких,

увы, нет совершенства под луной, под звездами сибирскими, с

последними сомнениями на этот счет простишься, когда

прелестным майским утром от пенья птичек, от милого