«А кондуктор всю дорогу от Цветкова до Культяпина оскорблял и меня, и весь мой багаж невыносимо», – жаловалась старуха-помешица.
«Билеты прощелкивает с столь вызывающим видом, коего нельзя допустить и в цензурных словах описать невозможно», – доносил другой пассажир.
«Кондуктор ваш лается, как лиловый пес», – просто и ясно излагал третий.
Все эти жалобы встревожили наконец управляющего дорогой.
– Нужно принять меры. Нужно обуздать их как-нибудь. Самое лучшее – проехать самому инкогнито в третьем классе и поймать их с поличным, – заявил он на заседании.
– Нет, ваше превосходительство, это не годится, – возразил управляющему умный человек. – Все кондуктора так изучили вашу наружность, что моментально узнают вас, как вы ни переодевайтесь, хоть в женское платье.
– Так как же быть?
– Да очень просто: послать кого-нибудь из служащих, выбрать позахудалее.
– Вот у меня в канцелярии есть одна такая крыса – Овсяткин. Такой, какой-то от природы общипанный, что посади его в первый класс, так и то видно, что он должен ехать в третьем. Уж такая у него от Бога третьеклассная наружность.
– Ну, что ж, можно его командировать. Купить ему билет и пусть проедет инкогнито по всей линии.
* * *
– Пришила новые пуговицы к пальто? – спрашивал Овсяткин у своей перепуганной жены.
– Приш-шишила, Кузьма Петрович. Как вы сказали, так в един дух и пришила.
– То-то «пришишила»! Ты должна понимать! На меня возлагается ответственнейшее поручение высочайшей важности. Я, служащий долго-культяпинской железной дороги, имеющий даровой билет второго класса, еду ин-ког-нито, как самый простой смертный, в третьем классе. Сам начальник сказал мне: «Вы поедете ин-ког-нито». Следовательно, как я должен себя держать? С достоинством. Вот как человек, имеющий даровой билет, едет по собственной железной дороге, как Гарун Аль-Рашид, в третьем классе. Понимаешь? Если не можешь понять, то хоть чувствуй.
Он надушился одеколоном «Венецианская лилия» и отправился на вокзал.
– Эт-то что-о? – спросил он кондуктора, указывая на лесенку вагона.
– Ступенька, – удивился кондуктор.
– Ступенька-а? – переспросил Овсяткин, зловеще прищуривая один глаз. – А почему же на ступеньке арбузная корка? Может быть, для того, чтобы пассажиры ломали себе ноги, а дорога потом плати? Вы этого добиваетесь? А? Добиваетесь разорения долго-культяпинской железной дороги? А?
Кондуктор совсем уж было собрался выругаться, но посмотрел на величественную осанку Овсяткина и осекся.
Овсяткин полез в вагон.
– Это еще что за фря? – спросил кондуктор у товарища.
– Может, и просто с винтом, а может, в ем личность какая-нибудь. Надо пойти взглянуть.
Овсяткин сидел на скамейке в позе распекающего генерала. Ноги вывертом, руками уперся в колени, губу выпятил.
– Та-ак-с! Хорошо-с! Очень хорошо-с! Даже чрезвычайно хорошо-с! – ядовито и надменно говорил он сам себе. – Вы думаете, я не замечаю? Я очень даже хорошо все замечаю.
Кондуктор подтолкнул товарища локтем в бок.
– Слышишь?
– Слышу.
– С чего бы это он так?
– Я ж тебе говорю, что в ем личность, не нажить бы беды. Держи ухо востро.
– Позвольте ваш билет, господин!
Овсяткин прищурился и посмотрел на кондуктора испытующе.
– Мой билет? Вам нужен мой билет? Извольте-с. Вот-с. Представляю вам билет третьего класса, специально для меня купленный. Не беспокойтесь, все в порядке. Ха-ха!
От этого смеха, короткого и сухого, как щелканье взводимого курка, оба кондуктора вздрогнули и слегка попятились.
– Вам, может быть, от окошечка дует, – вдруг весь забеспокоился один.
И не успел он закончить фразы, как другой уже потянулся закрывать.
– Не-ет-с! Окошко тут ни при чем! – зловеще торжествовал Овсяткин. – Ни при чем! «И не в шитье была тут сила». Да-с!
Кондуктора вышли на площадку.
– Слышал?
– Да, уж что тут. Дело дрянь. Я сразу заметил, что за цапля едет.
– Пронеси, ты, Господи!
– А я еще, как на грех рядом с ним мужика посадил. Личность необразованная, – сидит, воблу жует. Бе-еда!
А Овсяткин ехал в позе распекающего генерала и думал:
– Жил-жил и дожил. Служил-служил и дослужился. Сек-рет-нейшее предписание высочайшей важности! Н-да-с! Ин-ког-нито! Я им покажу! Я их подтяну! Будут знать! Попомнят! Кондуктор!
– Чего прикажете, ваше высокобла…
– Отчего там четверо сидят, а тут пустая скамейка? А? Я тебя спрашиваю, – отчего? А?
– Виноват-с, это они сами так пожелали-с. Народ, значит, семейный, так целым гнездом и едут-с!
Читать дальше