Евгений Салиас - Экзотики

— Графъ, скажите, въ качествѣ вершителя судебъ всѣхъ танцующихъ, не приключилось ли что-нибудь сейчасъ съ m-lle Скритицыной?

Но офранцузившаяся румынка произнесла, какъ и всегда, фамилію Эми настолько оригинально, что Загурскій не понялъ.

— Съ m-lle Aimée, племянницей Дубовскаго?

— А?.. Скритицына! Съ ней? Не знаю… совершенно не знаю…

Но при этомъ лицо Загурскаго изъ беззаботнаго стало вдругъ настолько сурово-серьезнымъ, что женщина тотчасъ же догадалась.

— Ничего не случилось? — произнесла она вызывающе. — Почему же вашъ голосъ измѣнился и вашъ взглядъ тоже?

— Простите, — холодно отозвался онъ. — Я обязанъ этого не знать, т.-е. не говорить.

И поклонившись, графъ быстро отошелъ въ сторону. Хозяйка постояла нѣсколько мгновеній на мѣстѣ, размышляя и соображая. Чутье свѣтской женщины не обмануло ее: въ этомъ важномъ дѣлѣ, которое встревожило Эми, очевидно, играетъ свою роль и Загурскій. Кто же еще?

— Ба! — воскликнула она вдругъ.- Quelle sotte que je fais! Навѣрно ея «предметъ», son amoureux.

Между тѣмъ Загурскій, отойдя, снова хлопоталъ, дирижируя и командуя; при этомъ онъ былъ какъ-то особенно фамильяренъ со всѣми дамами. Видно было, что онъ ихъ общій любимецъ. Постороннему наблюдателю показалось бы страннымъ, что онъ всѣмъ женщинамъ постоянно и одинаково заглядывалъ въ глаза, улыбаясь.

При свѣтскомъ воспитаніи, но равно и нѣкоторомъ образованіи, Загурскій былъ истымъ салоннымъ львомъ. Путешествуя всю свою жизнь повсюду, и даже побывавъ въ Индіи и Японіи, онъ не могъ не быть интереснымъ. Кромѣ того, у него была слава отчаяннаго и неодолимаго сердцеѣда. Называли очень многихъ женщинъ съ крупными именами, которыя были серьезно неравнодушны къ нему. Четыре его авантюры надѣлали даже много шуму. Кромѣ того, онъ дрался на дуэли нѣсколько разъ, и однажды съ принцемъ королевской крови. И говорили, что это было тоже изъ-за женщины, т.-е. его жены. При этомъ Загурскій былъ спортсменъ въ самомъ широкомъ смыслѣ слова и, конечно, чтобы быть таковымъ, надо было не только обладать особенной натурой, но быть даже даровитымъ. Загурскій великолѣпно стрѣлялъ изъ пистолета, точно такъ же дрался на шпагахъ, былъ отличный циклистъ и, наконецъ, замѣчательный пловецъ, переплывшій на пари Женевское озеро изъ Вевё въ Сенъ-Жанъ-Гольфъ. Что касается до его игры въ теннисъ, то про нее та же самая виконтесса Кергаренъ выразилась: «Игра графа въ теннисъ, да это музыка»! — И она опредѣляла, какая это музыка: «это на половину Лючія, на половину Карменъ».

Разумѣется, въ экзотическомъ кружкѣ Парижа Загурскій былъ первымъ кавалеромъ и распорядителемъ танцевъ на балахъ.

Графъ дирижировалъ какъ артистъ. Всякій разъ выдумывалъ онъ новыя фигуры, иногда замысловатыя и трудныя — при чемъ происходила неизбѣжная веселая путаница, — иногда простыя, но милыя фигуры, остроумныя и смѣшныя. На этотъ разъ онъ былъ, однако, не въ ударѣ. Его не тревожила выходка Нордъ-Остъ. Уже не первый разъ они ссорились, и онъ привыкъ къ мщенію съ ея стороны. Ему было досадно, что ссора произошла не вовремя. Кора будетъ дуться и «будировать» дня три-четыре, какъ всегда, а между тѣмъ завтра, именно завтра, у него до нея просьба… Неотложное дѣло. Что касается до этой дикой, нелѣпой и необъяснимой выходки англичанина, то это, можетъ быть, еще и устроится.

Его дама, приглашенная теперь случайно, женщина, которую онъ зналъ уже года три и съ которой былъ даже друженъ, тотчасъ замѣтила, что ему какъ-то не по себѣ.

— Неужели вы не въ духѣ потому, что танцуете со мной, старухой? — спросила баронесса вдругъ, смѣясь неестественнымъ смѣхомъ.

— Богъ съ вами, баронесса. Да я готовъ пригласить васъ сейчасъ на всѣ котильоны всей зимы. И потомъ… какая страсть все повторять: старуха, старуха! Вѣдь это напрашиваться на увѣреніе въ противномъ. Вы знаете, что вы прелестны, сто разъ прелестнѣе многихъ молодыхъ дѣвушекъ и дамъ, несмотря на тридцать лѣтъ съ хвостикомъ.

— Съ длиннымъ хвостомъ, касающимся сорока.

— И это я слышалъ милліонъ разъ. И всегда отвѣчалъ, что въ васъ влюбиться не только можно, но должно…

И Загурскій, оскаливая жемчужные зубы подъ вьющимися усами, глянулъ въ глаза баронессы. А она въ сотый разъ прочла въ этомъ взглядѣ, что онъ лжетъ. Эти глаза всегда говорили ей: «Ты пожилая… Для меня ты не женщина, а пріятель… Я тебя очень люблю и уважаю».

А между тѣмъ эта женщина, считавшая Загурскаго въ числѣ своихъ близкихъ друзей, такъ смотрѣла подчасъ ему въ глаза, что красавецъ-графъ думалъ: «Я знаю давно, что ты въ меня влюблена, но, моя милая, je ne suis pas pour vous autres».