Н Бомж: Мой Кент

- Не может быть... Мак, этого не может быть, сюда никто не входил, дверь все время была на запоре. Куда же она могла деться? - Я чуть не плакал, не столько от пропажи сумки, сколько от того, что каким-то образом причиняю огорчение этим славным ЖИВЫМ людям.

- Я знаю, Вадим, что ты не можешь сделать пакость, что деньги не имеют над тобой власти, - по его голосу чувствовалось, что он едва сдерживает душившие его отчаяние и бессильную ярость, - но тем не менее сумка с деньгами пропала и этому нужно найти какое-то объяснение, нужно найти сумку!

- С последними словами он перешел на крик.

Доктор, присев на кровать, в задумчивости осматривал кисть моей левой руки, задержав свое внимание на ладони.

Внезапно мое лирически-растроганное настроение сменилось жгучей всепоглощающей злобой:

- Не впутывай меня в свои гнусные интриги! Я не касался этих вонючих денег, я и так уже полжизни тебе отдал за эту паршивую конуру в общежитии, за позорную синекуру на стройке. Ты в шестерку меня превратил. Ты... ты...

Доктор сильно сжал кисть моей руки, другую свою руку положил мне на лоб:

- Успокойтесь вы, оба. Я кажется догадываюсь в чем дело...

- Доктор перебил я его, - не могли бы вы сесть на стул, рядом с кроватью?

- А в чем дело, Вадим?

- Совсем недавно на вашем месте, точно так же, сидел два года тому назад умерший человек, и я не мог пошевелить даже пальцем.

Он пересел на стул, поставленный к изголовью и вновь положил ладонь на мой лоб; его голос стал вкрадчивым, мягким и убаюкивающим:

- Скажи, Вадик, ты вставал с кровати? Почему твои руки испачканы в земле? Ты что-нибудь передвигал... Ты испытывал легкость во всем теле... Замечательную легкость... Парение... Блаженное парение... Только одна совсем маленькая, крошечная забота... Маленькая проблема... Сумка... Ее надо спрятать... Надежно спрятать... И тогда никаких забот... Только легкость... Только блаженство...

Я растворился в его вкрадчивом голосе, я и его шуршавший как ласковые листья деревьев голос слились в одно целое.

Беспредельное ощущение блаженства.

Желание избавиться от последней маленькой помехи.

Сумка...

Нужно спрятать сумку...

Я медленно встал, подошел к столу, отодвинул его и, взявшись за кольцо крышки погреба открыл его. Светить мне не было необходимости: для меня темноты не существовало. В светло-пепельных сумерках я отчетливо видел небольшую лестницу маленького погреба.

Спустившись в него, я начал разгребать картошку.

Сумка...

Вот она...

2

Я проснулся в предрассветных сумерках. В комнате горела настольная лампа. Повернув голову налево, я увидел сидевшую на стуле девушку в белом халате. Она дремала скрестив руки на груди прислонившись к спинке стула. Я мог поклясться, что вчера с доктором была другая медсестра, старше. Значит, на ночь они оставили со мной сиделку. Да еще какую! Наверное это был один из методов лечения - из головы моментально вылетели все надвигающиеся было проблемы, глухая, вязкая боль в плече и остатки наркоза.

Вряд ли ей было больше двадцати. Пышные пепельные волосы выбивались из-под сильно накрахмаленного белого чепчика с крошечным красным крестиком, круглые колени, обтянутые серо-голубыми колготками, манили как оазис иссушенного зноем путника. Я попытался осторожно повернуться на левый бок, она мгновенно очнулась, наклонилась ко мне, поправляя одной рукой одеяло, а второй коснулась моего лба. От прикосновения ее нежных прохладных пальчиков из моего пересохшего горла невольно вырвался глухой слабый стон.

- Сейчас, сейчас я вам сделаю укол. Больно, да? Сейчас, у меня все приготовлено... - Она встала со стула и бесшумно устремилась к столу.

- Вот это подарок, - восхищенно прошептал я, - уж не снишься ли ты мне, Людмила Ивановна?

Но это был не тот человек, которого можно смутить подобными штучками. Совершенно не обратив на мои слова никакого внимания, она слегка наклонилась к столу, зашуршав упаковкой одноразового шприца, ловко отломила кончик ампулы, втянула в шприц ее содержимое, то же самое проделала со второй и, выпустив из шприца воздух и несколько капелек жидкости, направилась к кровати.

- Подожди, Людмила Ивановна, так нельзя, - предупредительно поднял я левую руку, - это мой сон и в нем все должно быть по-моему. Я имею ввиду любовь.

Я знал, что если уж большие люди оставили мне такое сокровище в образе сиделки, значит оно в моем полном распоряжении. Она и глазом не моргнула. Неторопливо сняла туфли и колготки и этим ограничилась. Затем секунду помешкала, глядя на меня прозрачными бледно-голубыми, ничего не выражающими глазами, осторожно сняла с меня одеяло и взобралась наверх...