Н Бомж - Мой Кент

Я прислонился левым плечом к стене, держа в руках заранее приготовленный шест, которым хозяйка дома подпирала бельевую веревку и, когда надо мной появилась голова, увенчанная кепкой с огромным козырьком и рука с пистолетом, я ударил по ней шестом изо всех сил. Пистолет отлетел далеко к забору, заросшему кустами крыжовника, голова бисексуального любовника исчезла за стеной с тонким визгливым криком: "Ай-яй-яй-яй..."

Я быстро оседлал Матильду, Юрка, поправляя ремни сумки, одетой наподобие рюкзака, уже усаживался на заднее сиденье и торопливо застегивал карабины для соединения двух широких кожаных ремней, заранее одетых на нас. Это сильно облегчало езду и освобождало Юркины руки: он мог переодеть уже на ходу свой синий халат на ветровку, одеть шлем, вырвать сумку у прохожего или отстреливаться, хотя до этого дело никогда не доходило. Юрка был против любого вида оружия, он никогда не носил даже перочинного ножа, а мне оружие надоело в Афгане.

Мы выскочили из калитки, оставив ее открытой, свернули налево к железной дороге пересекли ее по пешеходному настилу и я прибавил газу, хотя дорога была грунтовой.

Перед этим я тщательно изучил карту, предназначенную для служебного пользования, которую мне предоставил Юрка, не спеша проехал по выбранному мной маршруту и запомнил все что нужно.

Мы быстро миновали дачный поселок и, проскочив небольшую полоску леса, замыкавшую его, свернули направо, на тропинку, идущую по краю леса. Слева раскинулось засеянное чем-то поле.

Поле кончилось, уступив место лесу, мы выехали на просеку, тянувшуюся километра четыре. Ехать стало значительно труднее. Наконец просека уперлась в бетонную дорогу, которая была проложена от войсковой части до крупной железнодорожной станции. На огромном щите красовалась надпись: "ЗАПРЕТНАЯ ЗОНА. ПРОЕЗД И ПРОХОД СТРОГО ЗАПРЕЩЕН". Юрка сзади нервно заерзал, но ничего не сказал: каждый из нас знал свое дело. Оставив за собой небольшое облачко поднятой Матильдой пыли, мы устремились по прямой как линейка бетонке. Километра через два - поворот налево. Примерно на половине этого расстояния, справа, раскинулось еще не видимое нам поле. "Поворот - идеальное место для засады", - вдруг подумал я, сбросил газ и остановил Матильду.

- Мак, - обернулся я к Юрке (Мак - детдомовская Юркина кличка, его фамилия была Мокров, сокращенно - Мак). - Мак, ты не думаешь, что вон на том повороте нас могут поджидать?

- До чего же Афган может хорошего человека довести - за каждым кустом душман мерещится, - Юрка слез с Матильды и разминал затекшие ноги.

Я заменил номерной знак, пластинкой старого знака выкопал небольшое углубление положил в него номерной знак и как мог замаскировал, все время бросая взгляд на место поворота бетонки.

Он был уверен в себе и чувствовал себя в полной безопасности. Я снова устроился в седле Матильды, обернувшись подождал пока он усядется позади меня и сказал ему, чтобы он вновь пристегнул карабины к поясам. Он это проделал с явной неохотой, и, хотя я не видел его лица, почувствовал его снисходительную усмешку.

Тем не менее, я решил, не доезжая поворота, свернуть налево в лес, чтобы срезать опасный угол.

Приближался поворот. Справа открылось широкое поле, я прижался как можно ближе к левой стороне бетонки и сбросил газ.

Когда на середине дороги появилась фигура в темном плаще я уже сворачивал в лес. Боковым зрением я видел, что тот правой рукой выхватывает из-за пазухи автомат и вкрадчивое урчание Матильды утонуло в оглушительной очереди автомата Калашникова. Я почувствовал удар в правое плечо и сначала подумал, что задел плечом дерево но уже секунду спустя понял, что ранен. Теплые струйки крови текли по руке и по правому боку, но останавливаться еще было нельзя: неизвестно сколько их там было, вдруг им придет в голову прочесать лес, хотя времени у них на это не было - в воинской части наверняка услышали выстрелы, а отличить охотничье ружье от автомата не сможет наверное только глухонемой.

Я остановился не выключая двигателя, постепенно сбрасывая газ, создавая иллюзию удалявшегося мотоцикла.

Крови из меня вытекло уже достаточно для того, чтобы почувствовать слабость, головокружение и необычайную легкость во всем теле. Поставив Матильду на подножку, я обернулся к посеревшему от ужаса Юрке, судорожно снимавшему с себя рюкзак:

- Я ранен, Мак, попробуй как-нибудь перевязать меня.

Наверное я и сам выглядел далеко не лучшим образом, у Юрки еще сильнее затряслись руки, он засуетился не зная, с чего начать.