Зинаида Гиппиус - Том 5. Чертова кукла

Девочка в сером платьице,

Девочка с глазами пустыми,
Скажи мне, как твое имя?

А по-своему зовет меня всяк:
Хочешь эдак, а хочешь так.

Один зовет разделеньем,
А то враждою,
Зовут и сомненьем,
Или тоскою.

Иной зовет скукою,
Иной мукою…
А мама-Смерть – Разлукою,

Девочку в сером платьице…

Слова, рожденные страданьем,
Душе нужны, душе нужны.
Я не отдам себя молчаньям,
Слова как знаки нам даны.

Но сторожит молчаний демон
Колодцы черные свои.
Иду – и знаю: страшен тем он,
Кто пил от горестной струи.

Слова в душе – ножи и копья…
Но воплощенные, в устах –
Они как тающие хлопья,
Как снежный дым, как дымный прах.

Ты лет мгновенный их не встретил,
Бессильный зов не услыхал,
Едва рожденным – не ответил,
Детей, детей не удержал!

Молчанье хитрое смеется:
Они мои, они во мне,
Пускай умрут в моем колодце,
На самом дне, на самом дне…

О друг последний мой!
Кому же, Кому сказать? Куда идти?
Пути всё уже, уже, уже…
Смотри: кончаются пути.

Я и услышу, и пойму,
  А все-таки молчи.
Будь верен сердцу своему,
  Храни его ключи.

Я пониманьем – оскорблю,
Не оттого, что не люблю,
А оттого, что скорбь – твоя,
А я не ты, и ты не я.
И пусть другой не перейдет
  Невидимый порог.
Душа раскрытая – умрет,
  Как сорванный цветок.

Мы два различных бытия.
Мы зеркала – и ты, и я.
Я всё возьму и углублю,
Но, отражая, – преломлю.
Твоя душа… Не оттого ль
Даю так много ей,
  Что всё равно чужая боль
  Не может быть моей?

Страдать достойней одному.
Пусть я жалею и пойму –
Любви и жалости не верь,
Не открывай святую дверь,
Храни, храни ее ключи,
И задыхайся – и молчи.

День вечерен, тихи склоны,
Бледность, хрупкость в небесах,
И приземисты суслоны
На закошенных полях.

Ближний лес узорно вышит
Первой ниткой золотой
И, притайный, – тайной дышит.
Темной свежестью грибной.

В бело-перистом тумане,
Зыбко взреявшем, сыром,
Грезят сизые елани
Об осеннем, о ночном.

Чуть звенит по глади росной
Чья-то песня, чей-то крик…
Под горой, на двухколесной
Едет пьяненький мужик.

Над разлапистой сосною
Раскричалось воронье.
Всё мне близко. Всё родное.
Всё мне нужно. Всё мое.

Не покидаю острой кручи я,
Гранит сверкающий дроблю.
Но вас, о старые созвучия,
Неизменяемо люблю.

Люблю сады с оградой тонкою,
Где роза с грезой, сны весны
И тень с сиренью – перепонкою,
Как близнецы, сопряжены.

Влечется нежность за безбрежностью,
Всё рифмы-девы, – мало жен…
О как их трогательной смежностью
Мой дух стальной обворожен!

Вас гонят… Словно дети малые,
Дрожат мечта и красота –
Целую ноги их усталые,
Целую старые уста.

Создатели домов лучиночных,
Пустых, гороховых домов,
Искатели сокровищ рыночных –
Одни боятся вечных слов.

Я – не боюсь. На кручу сыпкую
Возьму их в каменный приют.
Прилажу зыбкую им зыбку я…
Пусть отдохнут! Пусть отдохнут!

Какой сегодня пятнистый день:
То оживляю дугу блестящую,
То вижу солнца слепого тень,
По ширмам рдяной иглой скользящую.

Какой на сердце бесстыдный страх!
Какие мысли во мне безумятся!
И тьмы и светы в моих стенах.
Автомобили поют на улице.

Неверно солнце и лжет дождем.
Но дождь январский еще невернее.
Мороз ударит, как кистенем.
В кристаллы мгленье сожмет вечернее.

А я не выйду, – куда во мгу
Пойду по льду я, в туманы талые?
Там жгут, колдуя, во льду, в снегу,
На перекрестках жаровни алые.

Проклятой памяти безвольник,
И не герой – и не злодей,
Пьеро, болтун, порочный школьник.
Провинциальный лицедей,