Зинаида Гиппиус - Том 5. Чертова кукла

Угодила я тебе травой,
зеленями да кашками,
ширью моей луговой,
сердцами золотыми – ромашками.

Ты про них слагаешь стихи,
ты любишь меня играющей…
Кто же раны мои да грехи
покроет любовью прощающей?

Нет, люби ядовитый туман,
что встает с болотца поганого,
подзаборный сухой бурьян,
мужичка моего пьяного…

А коль тут – презренье и страх,
коли видишь меня красивою,
заблудись же в моих лесах,
ожигайся моей крапивою!

Не открою тому лица,
кто красу мою ищет показную,
кто не принял меня до конца,
безобразную, грязную…

О теплый, о розово-белый,
О горький миндальный цветок!
Зачем ты мой дух онемелый
Проклятой надеждой ожег?

Надежда клятая – упорна,
Свиваются нити в клубок…
О белые, хрупкие зерна,
О жадный миндальный цветок!

Изъеденный дымом и гарью,
Задавленный тем, что люблю, –
Ползу я дрожащею тварью,
Тянусь я к нему – к миндалю.

Качаясь, огни побежали,
Качаясь, свиваясь в клубок…
О кали, цианистый кали,
О белый, проклятый цветок!

Ее, красивую, бледную,
  Ее, ласковую, гибкую,
Неясную, зыбкую,
Ее улыбку победную,
  Ее платье странное,
  Серое, туманное,
    Любовницу мою –
      Я ненавижу.
    И ненависть таю.

Когда в саду смеркается,
Желтее листья осенние,
  И светы изменнее –
Она на качелях качается…
  Кольца стонут, ржавые,
  Складки вьются лукавые…
    Она чуть видна.
      Я ее ненавижу:
    Знаю, кто – она.

Уйду ли из паутины я?
От сказок ее о жалости,
  От соблазнов усталости…
Ноги у нее гусиные,
  Волосы тягучие,
  Прозрачные, линючие,
    Как северная ночь.
      Я ее ненавижу:
    Это – Дьявола дочь.

Засну я – бежит украдкою
К Отцу – старику, властителю,
  К своему Учителю…
Отец ее любит, сладкую,
  Любит ее, покорную,
  Ласкает лапой черною
    И шлет назад, грозя.
      Я ее ненавижу,
    А без нее – нельзя.
    От нее не уйдешь…
      Я ее ненавижу:
    Ей имя – Ложь.

Звени,
  звени, кольцо кандальное,
  завейтесь в цепи, злые дни…

Тянись,
  мой путь, в изгнанье дальное,
  где вихри бледные сплелись.

В полночь,
  когда уснут вожатые,
  бесшумно отползу я прочь.

Собью,
  собью кольцо проклятое,
  переломлю судьбу мою.

Прими,
  прими, тайга жестокая,
  меня, гонимого людьми.

Сокрой,
  укрой ледяноокая,
  морозной ризой, колкой мглой.

Бегут
  пути, никем не сложены,
  куда бегут? куда ведут?

Иди,
  иди тайгой оснеженной,
  и будь что будет впереди.

Звезда,
  звезда горит – та самая,
  которую любил всегда.

Гори,
  гори, меж туч, звезда моя,
  о вольной воле говори.

Поет
  мне ветер песню смелую,
  вперед свободного зовет.

Метель,
  метель свивает белую,
  свивает вечную постель –

Любви,
  любви тоску незримую,
  о Смерть, о Мать, благослови.

Прильну,
  склонюсь на грудь любимую
  и, вольный, – вольно я усну.

В дыму зеленом ивы…
Камелии – бледны.
Нежданно торопливы
Шаги чужой весны.

Томленье, воскресанье
Фиалковых полей.
И бедное дыханье
Зацветших миндалей.

По зорям – всё краснее
Долинная река,
Воздушней Пиренеи,
Червонней облака.

И, средь небес горящих,
Как золото, желты –
Людей, в зарю летящих,
Певучие кресты.

  О сны моей последней ночи,
  О дым, о дым моих надежд!
Они слетелись ко мне с полночи,
  Мерцая тлением одежд.

  Один другим, скользя, сменялся,
  И каждый был как тень, как тень…
А кто-то мудрый во мне смеялся,
  Твердя: проснись! довольно! День.