Валерий Суси: Привет с того света

- Совершенно верно. Не нравится. Что мне до чужих ассоциаций? Порыв ветра, треск поломанной веточки, грозовой раскат, стихи под дождь - все это не может во мне вызвать те же ощущения, те же ассоциации, какие, например, испытывал тот же Тарковский. Моя индивидуальная память и мой индивидуальный опыт вызывают во мне мои индивидуальные ассоциации, которые никому другому не понятны и неинтересны. Что касается глобального, философского, так для того существует другой жанр. Кто мешает изложить свои философские взгляды в специальном трактате? Зачем "нагружать" зрителя интимными деталями собственных переживаний?

- Вы хотите опустить искусство до уровня обыденного сознания. Чтоб все было просто, как в городской бане. А еще Велимир Хлебников говорил, что смысл заключен в самом слове. Люди способны восторгаться музыкой, сочетанием звуков! И не нуждаются в пояснениях.

- Господа! Господа! - решил вмешаться Василий, - Давайте, согласимся, что Тарковский - гений! Если, уважаемый Леонид, так на этом настаивает... Почти, как Пушкин, но в кино! А какая между ними разница? Пушкин гениален, потому что говорит о сложном, и все его понимают. Тарковский гениален, потому что, тоже говорит о сложном, но его никто не понимает.

- Вы очень сильно заблуждаетесь, господа! Тарковского понимают гораздо больше людей, чем Вам это кажется. Он - обладатель святой тонкой души христианина. Кто не ощущает божественной благодати, тот, конечно, не в состоянии постичь идеальную мысль Тарковского.

- В чем же она, по-вашему, заключена? - вогнал гвоздь Георгий.

- В любви, - смиренно ответил Леня, - в той самой любви, которая позволяет верующему видеться с Богом.

- Вы хотите сказать, что видели Бога?

- И не один раз! Я трижды был на небесах!

Наступило неловкое молчание. Никто не знал, что можно сказать человеку, трижды побывавшему на небесах.

Три тысячи долларов, туго перетянутых желтой резинкой, заняли место на обеденном столе, в центре, куда, обычно, ставят рождественского гуся, если ставят, вообще. Но впечатление от гуся не шло ни в какое сравнение с тем, что испытал Филимонов при виде американских денег, на которые, при желании, можно было бы купить целое гусиное племя.

- Откуда? - опешил он.

- Борис Львович дал.

- Борис Львович? Этот прохиндей? - изумился Сергей.

- Почему прохиндей? - спокойно возразила Маша, - О таком директоре только мечтать можно.

- Да, он же гребет только под себя! Разве не так?

- Человек умеет жить. Это так называется. И, кстати, другим не мешает. Ты бы лучше, Сережа, не встревал туда, где тебе многое не ясно. Там своя "кухня".

- Да, ладно, ладно! Это я так, к слову.

- Это не все. Борис Львович сказал, что может помочь тебе с работой.

- С какой работой? Откуда ему знать, какая работа мне требуется?

- Да, пойми ты, Борис Львович - мудрый дядя! Он знает.

- Хорошо. Какую работу он предлагает?

- Кладовщиком. На продуктовой базе.

- Черт возьми, но я же не умею воровать?

- Научат, - усмехнулась Маша.

Филимонов подхватил рассеянно бутерброд с сыром и тягуче, по-коровьи, начал пережевывать кусок, словно, вместе с ним хотел "пережевать" обе новости.

Когда неопытный химик заполняет содержимое колбы случайными веществами, могут последовать непредсказуемые реакции. Нечто, подобное испытывал Филимонов. "Баксы" завораживали, хотелось помять упругую кожуру купюр, пересчитать их, но не хотелось выказывать нетерпеливость при Маше. С другой стороны, происхождение денег непонятным образом настораживало и вызывало смутную досаду. Предложение Бориса Львовича, с которым он был едва знаком, посодействовать в трудоустройстве, как инородное вещество, плохо усваивалось и отторгалось другими веществами, вызывая взрывоопасное побулькивание. Ко всему этому примешивалось зудливое желание немедленно позвонить кредиторам и уже сегодня освободиться от их угрожающей опеки.

- Наверно, мне надо согласиться, - неуверенно произнес Сергей, - Ты как думаешь?

Вопрос из тех, на который мы всегда знаем ответ.

- А почему бы нет? Не понравится, можешь уйти!

- А эти три "штуки"? Их же, как-то, возвращать надо...

- Не беспокойся. Считай, что это - долговременный льготный кредит. Беспроцентный. В торговле есть свои писаные и неписаные правила, свои секреты. Пусть тебя это не волнует.

- А тюрьмой тут не попахивает? - не сдержался Сергей.

- Да, нет, конечно, - рассмеялась Маша.

Душистый аромат "бабьего лета" сгинул за ночь. Еще, накануне, вечером Сергей засиделся на ближнем пустыре, вслушиваясь (больше создавая видимость) в бестолковщину соседа Николая, дородного владимирского мужика. Они неторопливо пили пиво, покуривали и поплевывали.