Игорь Свинаренко - Наши люди

-- Как вы себя чувствуете в России после двадцати пяти лет жизни в иных странах?

-- Я знаю, что в стране много перемен, но что я могу увидеть из окошка автомобиля? Разве то, что публика вроде от голода не падает. Слышу, конечно, много страшных историй про то, что всюду стреляют, взрывают. Ситуация в России немножко тревожная, но я с большой долей иронии отношусь к паникерам, которые кричат, что хуже никогда не было: бывало и хуже.

-- Вам, наверное, трудно привыкнуть к тому, что сейчас здесь художнику все можно. При вас было нельзя, а теперь -- пожалуйста...

-- Да, сегодня выставляют что хотят. А нас за простые натюрморты бросали в психушки или отправляли в места... Забыл, как это? В "отдаленные места"? Помню, в шестьдесят четвертом мои работы были на выставке в Эрмитаже. Так ее на второй день закрыли, а нас с Артамоновым выгнали с работы. Притом что он был директором Эрмитажа, а я всего лишь грузчиком -помои там грузил, колол лед, мыл плевательницы. Нас, участников выставки, объявили идеологическими диверсантами, а наши картины арестовал КГБ. Меня еще и в психушку посадили. И судимость у меня была... Пьянству -- бой!

-- Вы, Миша, выглядите моложе своих лет. Это оттого, что перестали водку пить?

-- В свое время я глушил со страшной силой, поражая немощных французов. Это не секрет, не хочу себя обелять. Как говорил мой друг Володя Поляков, "хватит, напили с тобой на легенду; море-то не выпили, но Байкальское озеро осилили". Володя Поляков (он родной брат знаменитого художника-абстракциониста, ныне очень ценимого, -- Сержа Полякова) и Алеша Дмитриевич -- мои любимые цыганские певцы. Они пели тогда в знаменитом русском кабаке "Царевич". Когда я приехал в Париж, то решил запечатлеть их талант для России -- и начал записывать их на пластинки. Я долго с ними работал. А работа с цыганами -- это вещь специфическая. Общались мы чаще всего в кабаках, и общение всегда выливалось в выпивку. Это описано в песнях у Володи Высоцкого, с которым мы были друзьями.

-- Но вы ведь давно уже бросили пить.

-- Да, потом... Много моих друзей, которые пили и с которыми я пил, умерли. Володя Высоцкий, которого я пытался удерживать... Я уже лет пятнадцать не употребляю "тяжелую артиллерию" -- коньяки, виски, джины и тем более водку. Так, только пиво иногда. У меня столько работы, что я уже просто не могу себе позволить такую роскошь -- расслабиться, как бывало. Моя работа -- я много занимаюсь графикой -- требует очень четкой руки.

Впрочем, бывало и бывает еще иногда то, что называется "срывами"...

-- Все обращают внимание на ваши шрамы. Есть всякие версии их происхождения. Я могу вас спросить, эти шрамы откуда?

-- Ну, что... Не хочется много об этом говорить, есть они и есть. Я начинал свою жизнь в Нью-Йорке на Бликер-стрит, ближе к Сохо, а этот район в начале восьмидесятых славился своими баталиями; это сейчас там все чинно и благородно! А в те времена "ангелы ада" устраивали там настоящую "чернуху"! Я никогда не выходил на улицу без ножа за голенищем и без дубины под мышкой. Было много драк, стычек, столкновений с тамошней публикой. Лимонов написал про один бой с "ангелами ада", что я с честью вышел из него, -действительно, мне одному пришлось сражаться с целой компанией, они дрались цепями, а я бутылкой. Да, было много стычек. Да и травм я немало получил в литейной мастерской, где я свои скульптуры отливаю. Шрамов у меня гораздо больше, чем видно. Многие художники, которые связаны и с алкоголем, и со скульптурой, меченые. Поскольку это для русского читателя, можно добавить, что и господин Бахус где-то сыграл большую роль. Поймут. В американском поместье

-- Расскажите про ваше американское поместье.

-- Это шесть гектаров земли к северу от Нью-Йорка, в двух часах езды, в горах -- рядом с городом Хадсон. Я купил здание бывшей консерватории и в концертных залах устроил мастерские. Я там теперь живу -- устал от Нью-Йорка, от шума.

-- Вы могли б там жить как в башне из слоновой кости. Но вам дома не сидится, вы в разъездах. Вам так нужны встряски?

-- Зачем я везде летаю? Приходится! Несмотря на кризис последних лет в искусстве, у меня много контрактов с галереями. И они, зная мою нелюбовь к суете, специально оговорили в контрактах, что я должен лично присутствовать на вернисажах. Конечно, они оплачивают билеты и отели, еду -- все высшего класса -- не только мне, но даже и моим друзьям. Я со злости стараюсь нагреть галерейщиков. Однажды мы с Володей Буковским, моим старым другом еще по России, гуляли всю ночь. Он, как гурман и тонкий ценитель, пил коллекционные вина, я, как человек непьющий, налегал на черную икру, -- мы за ночь нагрели их на две тысячи долларов. И тем не менее галерейщики... этот пункт не вычеркнули. Это было нам странно и горько. Зря старались!