Григорий Свирский - Мать и мачеха

Я в прошлом был столяром. Соорудил в отгородке двухэтажные нары. Когда их построили, нам с братом дали отоспаться. Мы спали три дня и три ночи.

Убежище в доме самого Жана Липке было во дворе, под свинарником. Здесь и искали евреев. Гестапо за поимку еврея давало награду -- две бутылки водки, три кило сахара. Кто-то из соседей донес. Но собаки в свинарнике потеряли чутье. Спаслись беглецы.

Иногда Жан Липке уводил еврея прямо из гетто, однажды из концлагеря, когда работали вне его. Ребенка унес, посадив на плечи. Своего друга Хаима Смолянского спас от смерти, отведя рукой дуло полицая:

-- Если его хочешь застрелить, вначале прикончи меня!

-- Отвели Смолянского в участок, где Жану Липке удалось подкупить стражу.

Когда Жан увидел, что за ним следят и днем и ночью, привлек к делу двух латышей -- братьев Розенталь, у которых были дома с обширными подвалами.

Не все так сказочно удавалось. Купили на деньги богатого еврея морскую яхту, чтобы уйти в Швецию, -- провалились. Кто-то донес, когда яхту готовили в путь... Один из подвалов обнаружили. У евреев было два автомата, они отстреливались, пока их не прикончили, одного за другим.

После очередной "акции", когда немцы увозили на смерть женщин, стариков, детей, -- всех, кого считали "неработоспособными", Жан ходил несколько дней как больной. Он считал себя чуть ли не виноватым, что не мог всех спасти. Он испытывал острое чувство стыда от того, что существуют латыши, которые бахвалятся друг перед другом, кто больше евреев застрелил...

После войны я спросил Жана Липке:

-- Ты спасал не только друзей и знакомых, но и совсем чужих. Как хватило сил?

-- На чужих? Почему чужих? -- ответил он. -- Все свои люди. Все были в беде. Всем угрожала смерть.

У Жана Липке было трое детей. Дочь, комсомолка, успела уйти с советскими войсками. Старшего сына в конце войны мобилизовали в латышский легион. Жан мог спрятать сына. Но в этом случае будут искать его, обнаружат все убежища... "Мне нельзя скрываться, -- сказал он. -- Из-за меня погибнут все..." Жан рискнул жизнью сына: за год до прихода советских войск тот отправился в ненавистный Жану латышский легион, где отныне были не только убийцы-добровольцы, но немало и мобилизованных бедолаг... По счастью, сын уцелел в Германии, да вот только пришлось ему уехать в Австралию. Не знаю, сам ли он отправился в изгнание или так решил за него мудрый Жан, постигший: появись сын в Риге, не миновать ему Сибири -- разбираться в обстоятельствах никто не будет...

В бункерах у Жана Липке пряталось 42 человека. Евреи, латыши -- беглецы из батальона, украинец-военнопленный. Да еще десяток-другой беглецов считались "временными жильцами". То убегали из гетто, то возвращались туда, чтоб захватить родных и друзей. Кто подсчитает, сколько "временных" было перехвачено на улицах и убито. Полицаи и полевая жандармерия имели право стрелять на месте...

Прихода Советской Армии дожидались 37 человек, и еще четырех латвийские фашисты убили уже после прихода освободителей. 33 человека остались жить.

В начале семидесятых годов Жан Липке отправился в Австралию навестить сына. Об этом узнали спасенные им евреи, которые в это время жили в Израиле. Жана пригласили в Израиль, чествовали, как героя. Его принимал и награждал мэр Иерусалима Тедди Колек. Жан получил медаль ПРАВЕДНИКА. Он посадил деревцо, что является в Израиле большим почетом.

Но это было гораздо позднее. Сразу после войны события разворачивались несколько иначе.

Еще и года не прошло с окончания войны, как начались странные вещи.

Увидел как-то на улице парня, с которым сидел вместе в лагере. Его звали Зямка. Зямка был высоченный, с огромными ладонями, силач, который в лагере работал кучером, возил грузы. У Зямки был веселый характер, он помогал всем, кто нуждался в помощи. Его любили. Я обрадовался: Зямка остался жить!

Бросился к нему навстречу, хотел обнять, как брата, но он прошел мимо, шепнув: "Не подходи, за мной следит КГБ".

Я решил, что Зямка от всех лагерных бед рехнулся, но прошло некоторое время, и я узнал, что Зямка получил 20 лет "за содействие врагам при уничтожении советских людей". Спустя месяц взяли Трайнина, который в лагере мыл в гараже машины и над которым немцы издевались, как хотели: пинали сапогами, загоняли под машину за то, что моет недостаточно "шнель" (быстро). Советский следователь разбил Трайнину голову металлической чернильницей. Трайнин не желал-де признаваться, что работал на гестапо. После того, как Трайнин пролежал полгода в больнице, его отправили в сибирские лагеря, на те же 20 лет... Трайнин вернулся через 10 лет, вскоре после смерти Сталина. Но, видимо, он слишком охотно рассказывал приятелям, как следователь разбил ему голову, -- однажды на улице ему снова проломили голову железной штангой.