– Да так: ты их не старый знакомый, не революционер; ты простой, обыкновенный человек, помещик, значит, лицо ненавистное им.
– У них не я один, а все бывают.
– Это-то и глупо: люди печатно говорят, что они в Бога не веруют (при этих словах все лицо Евпраксии вспыхнуло), называют все ваше отечество нелепостью, вас – гнилым, развратным сословием, а вы к ним лезете.
– Это значит, нельзя быть знакому ни с одним сатириком! – произнес с насмешкой Бакланов.
– Какая уж тут сатира; они прямо мужикам говорят, чтобы они топоры брали и головы рубили вам. Наконец, они раздляют их убеждения, так и действуйте так; а то дома кресты и чины получат готовы, а к нему приедут – вольнодумничают; что ж вы после этого за люди?
Бакланов как-то мрачно слушал жену.
С огромной лестницы срежнего здания Хрустального дворца сходили наши путешественники.
Рядом с Евпраксией шел Басардин. Он, видимо, старался быть умен и любезен.
– Вот это Европа! Чувствуешь, что на высшей точке цивилизации находишься, – говорил он.
В это время Блонден шел уже по канату, по крайне мере на высоте пятидесяти саженей.
Евпраксия взгянула вверх и отвернулась.
– Что ж, вы уж и испугались? – сказал ей Басардин насмешливо и в то же время с нежностью.
Евпраксия шла, ничего ему не ответив.
Басардин старался нагонять ее и итти с ней рядом.
– Это уже несчастие русских, – говорил он: – что мы не можем и не хотим ни на что взглянуть прямо.
– Что ж тут приятного смотреть прямо? – проговорила она.
– Я не про это говорю, а про другое, – отвечал Виктор лукаво.
– Не знаю, про что вы говорите, – сказала ему почти сердито Евпраксия.
– Я говорю, – продолжал Виктор, понижая голос: – что вы вот, например, несчастливы в вашей семейной жизни, а между тем остаетесь верны вашему долгу.
Евпраксия сначала было рассердилась, а потом рассмеялась.
– Вы ужасно глупы, извините вы меня! – проговорила она.
Басардина при этом только слегка передернуло. Впрочем, он сейчас же поправился и с насмешливой улыбкой продолжл следовать за Евпраксией.
С Баклановым, между тем, шел Галкин.
– Вам всего достанется каких-нибудь двести или триста штук… – толковал он.
– Тут не в количестве дело!.. – возражал Бакланов.
– Вам все это в пояс уложат, – объяснял Галкин: – ведь пояс нигде не осматривают, согласитесь с этим.
Бакланов молчал.
– Не понимаю я вашего дела, господа, как хотите! – произнес он наконец и покачал с грустью головой.
– Земскую думу надобно собрать!.. Согласитесь, что без этого нельзя.
– А потом что?..
– А потом разложение и федерация…
Бакланов усмехнулся и задумался вместе.
– Ну, так до свидания! – сказал Галкин.
– Вы куда? – спросил его робко Бакланов.
– В топографию.
– А Сабакеев там?
– Там; с утра сидит…
Галкин ушел.
Бакланов остался в сильно-мрачном настроении. К вящщему его неудовольствию, он увидел вдали Петцолова, который прямехонько шел на него.
– Bonjour! – говорил он, дружески подходя и протягивая руку, как будто бы между ними ничего неприятного не было. – Вы знаете, что произошло с madame Леневой? – начал он сейчас же.
– Ее брат тут идет! – шепнул было, указывая на Басардина, Бакланов.
– Ничего!.. Я ему сам все говорил: он нисколько не в претензии, – говорил Петцолов. – Imaginez! – присовокупил он: – она нанимает на улице Saint-Honore бельэтаж!.. имеет ложу в опере!.. Словом, живет с каким-то англичанином-крезом.
– Которого предпочла вам, как вас мне! – сказал Бакланов.
– Oui! – подтвердил весело Петцолов: – а, ecoutez: вы были у здешних господ?
– Был, – отвечал Бакланов.
– Не правда ли, какие чудные люди?
– Превосходные!
– Как они ласкают молодежь! чудо!.. Adieu!
– Вы уж уходите?
– Да! Я завтра из Лондона уезжаю.
– Что так?
– Так!.. Нужно еще в Австрию заехать, просить тамошнего раскольничьего митрополита сюда переехать!.. – прибавил Петцолов уже полушопотом.
Бакланов только посмотрел на него.
«Чорт знает что такое!» – подумал он, когда молодой человек отошел.
18. Агитатор и раскольник
В одной из самых сытных лондонских таверн, в Сити, сидело, между прочим, много и русских купцов, приехавших на выставку.
Купец, попавшийся нам в Дрездене, тоже тут обедал.
Его решительно поедал глазами сидевший невдалеке от него Виктор Басардин. Наконец, заметив, что купец доел последнее блюдо и стал утирать свою бороду, он прямо подошел и сел против него.
Читать дальше