Алексей Писемский: Горькая судьбина

Чиновник.Значит, ты приходил к нему?

Бурмистр.Помилуйте, ваше благородие, господин теперь приказывает, чтоб он бабу не забижал, а он промеж тем бьет и тиранит ее… должен же я, по своей должности проклятой бурмистерской, был остановить его.

Золотилов показывает бурмистру кулак.

Чиновник(обращаясь к Ананью) . Как же ты говоришь, что никто в твоем деле не причинен?

Ананий Яковлев(с презреньем взглядывая на бурмистра) . Коли говорит на себя, пускай по его будет… а я ничего того не помню и не знаю.

Чиновник(пожимая плечами) . О-то дурак, дурак!

Бурмистр(вставая) . Ваше благородие, теперь бить да наказывать ни за што изволите… За неволю наболтаешь, чего никогда отродясь и не бывало…

Чиновник(повертываясь к нему) . Опять уже не бывало – а?.. Сотского сюда, коли так… давайте мне сотских сюда…

Сотский является.

(Показывая на бурмистра.) Заковать его сейчас в кандалы и в холодную избу посадить.

Сотский.Нарукавников-то других, ваше благородие, нету.

Чиновник(колотя его) . Ты у меня, бестия, где хочешь возьми да закуй его.

Сотский(струся) . Пойдемте-с.

Бурмистр.Хоша на огне, ваше благородие, палить прикажите, – я ни в чем тут не виноват.

Чиновник(ударяя себя в грудь) . Иди, говорят тебе, покуда я не убил тебя на месте.

Чиновник(некоторое время ходит по комнате в сильном азарте, а потом обращается к Ананью) . А ты – дурак, совершенный дурак! Пойми ты, рожа твоя глупая, что когда ты докажешь, что у жены твоей был незаконный ребенок, ты наказанье себе облегчишь: вместо того, чтоб тебя, каналью, отдать под кнут, сошлют, может быть, только на покаяние.

Ананий Яковлев.Все это, судырь, я сам оченно знаю, но и себя тоже чувствуешь: ежели паче чаяния, что и сделали они супротив меня, не мне их судьей и докащиком быть: мой грех больше всех ихних, и наказанье себе облегчить нисколько того не желаю; помоги только бог с терпеньем перенесть, а что хоша бы муки смертные принять готов, авось хоша за то мало-мальски будет прощенье моему великому прегрешенью.

Чиновник.Нет, ты не богу, а тому же дьяволу хочешь служить, потому что подкуплен.

Ананий Яковлев(горько улыбаясь) . Не для чего мне, судырь, теперь ни на какой подкуп идти: я вот свои, кровным трудом нажитые, 500 целковых имею и те представляю… (Вынимая и кладя деньги на стол.) Так как теперь тоже, может, доступу ко мне не будет, так я желаю, чтобы священник наш их принял. Дело мое они знают и как им угодно: младенца ли на них поминать, в церковь ли примут, али сродственникам – семейству моему – раздадут, – ихняя воля; а мне они не для чего.

Чиновник.Какой благочестивый! Ах, вы окаянный народец! Человека убил да свечку потолще поставил и думает, что бог простит ему. Нет, он лучше бы помиловал тебя, как бы ты говорил правду.

Золотилов.Какую еще правду ему говорить? Вы бьете и сажаете в кандалы людей, заставляя их пристрастные показанья делать, обещаете преступнику облегчить наказанье с тем только, чтоб он оговаривал… (Обращаясь к стряпчему и исправнику.) Не угодно ли, господа, обо всем этом составить особое постановление?

Чиновник(вставая и беря фуражку) . Сколько вам угодно, я ничего не боюсь и сейчас еду к губернатору, потому что тут все в стачке: и мужики и чиновники. Пускай пришлют, кого хотят… (Уходит.)

Исправник.Вот дурак-то! Наболтает он тут: пропадешь ни за грош.

Золотилов.Никогда этого быть не может. Я сам поеду к губернатору и объяснюсь… Нельзя же какому-нибудь мальчишке-молокососу выдавать дворянина с руками и ногами.

Исправник.Известно что-с.

Те же и сотский.

Сотский.Господин чиновник, ваше благородие, Ананья приказал беспременно, чтоб сейчас в острог под караулом справить.

Все потупляются. Ананий Яковлев слегка бледнеет. Между тем в комнату набираются мужики и бабы, и между ними Матрена вводит под руку Лизавету.

Исправник.А бурмистра что же? Тоже?

Сотский.Бурмистра, ваше благородие, они простили-с… Раз пятнадцать, пожалуй, им в ноги поклонился: «Коли, говорит, начальство теперь станет меня спрашивать, я все доложу».

Исправник.Гм?.. Собирайте, значит, подводу. (Ананью.) Отправляйся, братец, делать нечего.