Максим Горький - Дети

Типунов (читает) . «Его сиятельству, светлейшему»…

Костя. «Покровителю сирых»… это не надо! «Имею честь известить…»

Зобнин. Да вы один который-нибудь…

Типунов (читает) . «Зять мой, Кирилл Вараксин, вот уже четыре года находится в безвестном отлучении от жены, дочери моей…»

Костя (успокоительно) . Это пустяки какие-то!

Типунов (читает) . «И жизни своей, может быть, решился…» Это не касается Мокей Антоныча!

Кичкин. До конца – не касается? Верно?

Типунов. До конца! Тут – о пропаже зятя.

Кичкин (ворчит) . А может, Мокей прикосновенен и к этой пропаже?

Зобнин (радостно) . Что же ты, старушка, а? Как же ты это, а?

Старуха. Да ведь, батюшка ты мой, дочка теперь не то вдова, не то – замужняя… как это понимать?

Кичкин (Типунову) . А я думал – на него прошение, на Мокея! Обрадовался было…

Типунов. А ты – погоди! Ты – потерпи!

Зобнин (старухе) . На тебе гривенничек и – иди с богом! Иди спокойно!

Старуха. Может – он разрешил бы ей?

Зобнин. Теперь – мне некогда! Потом – я те разрешу… иди себе…

Старуха. Уж ты ей-то разреши…

Зобнин. И ей разрешу… Вино и елей… Ух! Ну, Иван Иванов, подозрительный ты человек!

Кичкин. Да ведь ты вон как… забегаешь!

Зобнин. А ты – давай будем верить друг другу, право! Пусть кто другой ямы нам копает… Ты – простодушней будь! Жизни тебе не больно много осталось…

Кичкин. Это – верно. Выпьем давай, что ли? Леший…

Костя (Марье) . Ф-фу! Я даже вспотел!

Марья. Же сюи осси тре фатигэ… пардон! [5]Я тоже устала… волнуюсь до костей!

Костя. У нас с вами, можно сказать, первые роли… (Вонзает вилку поочерёдно в гриб, сардину и селёдку.)

Зобнин. Экой ты, братец мой, варвар! Всё расковырял, разварзал! Татьяна, ты чего глядишь?

Татьяна. Не понимаю даже, зачем меня привезли!

Зобнин (угрожая) . Забудь-ка! Я те дома напомню!

Кичкин. Всё перебуторено на тарелках-то! Кум, надо бы и нашу провизию выложить.

Типунов. Хватит с него!

Татьяна. Что же ваше-то лучше нашего?

Начальник станции (в двери) . Сейчас даю звонок к поезду, – как у вас дела?

(Общая суета. Костя залпом пьёт три рюмки.)

Зобнин. Татьяна – бери поднос! Оправься! Губы-то подбери… Ишь, развесила, словно флаги!

Кичкин. Марья – готовься! Кум, гляди! Господи, благослови…

Начальник станции. А… позвольте! Вдруг я выговор получу за устройство этого буфета?

Зобнин. Друг – не скучай! Всё получишь, как договорено!

Начальник станции. Насорили… бумажки, солома… плевки! Эх, господа!

Костя (критически) . Действительно – хламу много! Любит русский человек сделать что-нибудь неприличное.

Марья. Ах, это святая правда!

Начальник станции (кричит) . Быков! Подмети классную!

Зобнин (берёт Кичкина за руку) . Ну, идём, благословясь!

Татьяна (миролюбиво Марье) . Очень это верно насчёт неприличия! Ехала я в губернию намедни – так господин какой-то, который надо мною поместился, носок мне на голову спустил…

Марья (подвигаясь к выходу) . Скажите, какое безобразие!

Татьяна. Я говорю: «Что это вы делаете?» А он: «Ведь голову я вам не прошиб», говорит…

Марья. Бесстыдник!

Татьяна. И носок-то с дыркой был…

Марья (с гримасой) . Фи, гадость…

Татьяна. С дыркой! Неженатый, видно, пассажир-то…

(Ушли. Входит Быков со щёткой, притворил дверь и осторожно подходит к столу. Улыбаясь, качает головой, потом, взяв бутылку, пьёт из горлышка – у него занялось дыхание и выкатились глаза.)

Быков. Ух… (Пьёт из другой бутылки и снова ошеломлён.) Н-ну… это на совесть!..

(Дверь из уборной приотворяется, выглядывает Евстигнейка. Быков, закрыв глаза, широко улыбается.)

Евстигнейка (хрипло) . Скажу!

Быков (испугался и опрокинул рюмку с наливкой в тарелку с грибами) . Ты? Это ты как же, а?

Евстигнейка. Скажу!

Быков. Кто тебе разрешил тут, а?

Евстигнейка. Поднеси, а то – скажу!

Быков (храбро) . Я те поднесу! Пошёл вон!