Владимир Тендряков - День, вытеснивший жизнь

- Ох-ох! Не порежься!

- Га-га-га!..

Все грохнули - растянулся.

Смеемся мы, связисты, смеется Сашка, смущенно улыбается подымающийся Чуликов. Ему сочувствуют:

- Сестричка-то с норовом, солдатик.

Один Зычко хмур и важен, топчет дорогу, не обращает внимания на веселье.

Высокий тенор полудурашливо-полувсерьез заводит:

Солдатушки, бравы ребятушки,

Кто же ваши сес-стры-ы?..

Несколько бодрых голосов охотно подхватывает:

Наши сестры - сабли востры,

Вот кто наши сес-стры-ы!..

Пожарно разгораясь, пошло, пошло по колонне. Вступают и те, кто вдали, в веселье не участвовали:

Наши гости лезут сюда в злости,

Раз-зомнем им кос-сти-и!

Без спешки, уверенно вступают в ременной оснастке кони, качаются стволы орудий. Степь все румянится и румянится, молодеет, яснеет и раздвигается небо, к нему несется счастливо заносчивый - трын-трава! - вызов:

Наши пушки - тоже не игрушки.

Грянем в наши пуш-шки!

И я, безголосый, самозабвенно пою. Легок мой шаг, просторно в груди, высоко держу голову, радость жизни распирает меня. Впереди война, кого-то из нас ждет смерть, идем ей навстречу - и трын-трава, все нипочем. Знать, правда, есть что-то сильней смерти.

Первое серьезное открытие в наступающем дне.

4

Дорога оживилась. Только что шли одни, вольно шагали - марш! марш! - и не заметили, как стало тесно. То и дело слышится скачущая по колонне команда:

- Принять вправо!.. Вправо принять!..

Нас обгоняют танки, устрашающе высокие "КВ", обдают пылью, бензиновой гарью, натруженным теплом, земля дрожит, до того тяжелы ходячие крепости. Они в лязге и грохоте исчезают вдали, будут раньше нас. Давай, родимая силушка, выручай страну, а мы поможем: "Наши пушки - тоже не игрушки..."

- Принять вправо!

Нагруженные грузовики один за другим. Уступи мотору, конная тяга! Ездовые усердствуют кнутами:

- Вороти, сатана! Тудыть тебя в селезенку!

- Принять вправо!

Новые машины жмут нас на обочину. На каждой какое-то сооружение, укрытое брезентом, похоже на складные пожарные лестницы. Что ж, все может быть, где стреляют, там и горит. Только что-то чересчур многовато пожарных машин... А по колонне уже летит почтительное:

- "Катюши"... "Катюши"...

Эге, еще те пожарники - не тушат, а жгут. Под Москвой припекли немца. Таинственное оружие, в тылу о нем ходят дивные сказки, дух захватывает.

"Катюши" тоже раньше нас будут на месте. Тесно на дороге, сила идет, берегись, фриц!

Солнце уже высоко, жжет сквозь гимнастерку, от пыли першит в горле, во фляжке у пояса вода, однако терпи. До линии фронта шагать да шагать...

Но через несколько шагов фронт вдруг оказался рядом прямо над каской.

С неба упал тягучий моторный вой, приглушенная очередь. На дороге легкий сбой, солдаты натыкаются друг на друга, задирают лица.

- Эх, мать чесна! "Мессер" "кукурузника" давит.

Висит в стороне над степью самолетик - два крыла этажерочкой, растопыркой колеса. Он отчаянно стрекочет, но это ему мало помогает, ползет, буксует в воздухе. А возле самого солнышка, коршуньи темный, разворачивается другой самолет. Подставился на секунду солнцу, словно похвастался - я вовсе не темный, я целиком серебряный, - ринулся с занебесной высоты на стрекочущего тихохода...

Кони равнодушно тянули пушки, а люди завороженно застыли, запрокинув каски.

Медлительный "кукурузник", видать, совсем обезумел, лег на крыло, повернул навстречу.

Не ругань, короткие выдохи с дороги:

- Куд-ды?!

- Смерти ищет!..

Косо падающий убийца выпустил туманные, как паутина, нити. С запозданием злой пулеметный перестук...

- У-ух!!! - обвальный вздох.

Промах. Убийцу с ревом занесло далеко в конец степи, и там, гневно стеная, с натугой стал разворачиваться. "Кукурузник", усердно стрекоча, пытается удрать, жмет к земле. Но где ему, буксующему. Хищнику тесно в просторном небе, рыча от натуги, он снова начинает падать. Тихоход неподатливо трудится над степью и... почти на месте поворачивается, успевает нырнуть под паутинную полосу трассирующих пуль. На земле рождается несмелое веселье:

- Мастак, едрена Матрена!

- Сердит кот, да и мышка ловка.

- Опять, гад, круто берет.

- Авось с маху врежется.

- Вот ба...

Но в землю врезался прижатый "кукурузник", видно было, как он игрушечно перекувыркнулся среди степи. "Мессер" с победным ревом низко прошел над жертвой, не подымаясь вверх, косо пересек степь, завис впереди над дорогой. В моторный гул вплелась длинная ожесточенная очередь.

- Наломает дров, сволочь!