Но здесь что-то случилось... Идут работы, мелькают лопаты, растут рыжие отвалы - и что-то замороженное, сковывающее в воздухе. Нет привычной в таких случаях суеты, никто не бегает, никто не кричит, голосисто не командует, молчаливый, сурово-сосредоточенный азарт.
А в стороне, у одной из пушек, за невысокой насыпью, в углублении, тесной кучкой батарейный комсостав во главе с командиром батареи старшим лейтенантом Звонцовым всматриваются в окрашенную косыми лучами солнца немецкую сторону, жадно курят, тихо переговариваются. Да и солдаты, те, кто не держит лопату, повыползали вперед, тянут шеи.
- Что там? - спросил я Зычко.
У Зычко уже отрыта по-уставному глубокая щель, в ней телефон, он сам на дежурстве у трубки, выкликает цветочки - "Ландыш", "Тюльпан", "Ромашка", батареи нашего дивизиона, среди них проросла незнакомая мне "Береза", должно быть, пехотная часть, которую мы поддерживаем. Все-таки Зычко расторопен - только что заняли позиции, а он уже со всеми связан, вот и мы с Ефимом принесли ему конец от "Жита", хозяйственников дивизиона.
Зычко ответил мне не сразу, скупо и сурово:
- Танки...
- Немецкие?
- Нет, дядины.
И я вскинулся, Зычко не посмел остановить меня начальническим окриком.
Возле командирской кучки - почтительно в стороне и так, чтобы быть под рукой, - сидит на корточках вестовой Звонцова Галушко. Я пристраиваюсь к нему.
Идут танки... Я ждал, увижу напористый марш, поднятую пыль, сверкающие гусеницы, грозно качающиеся башни с наведенными орудиями, но впереди унылая бескрайняя степь накаленно ржавая, с тенистыми западками. Странно: путаное кружево выстрелов во всю ширь, шорох летящих снарядов вверху, перекатно прыгающие взрывы и полный покой там... у них, в глубине. Вспухает одинокий взрыв, ватно-нечистый ком дыма вяло валится на сторону.
У Галушко острое птичье лицо, тонкие губы сплюснуты в ниточку, ноздри поигрывают, узкие глаза блестят. Он видит, я нет.
- Где? - выдыхаю я.
- Да вон высыпали... - кривится Галушко. - Еще те поганочки.
Пыль, башни, наведенные пушки... Посреди степи, словно пеньки вразброс на поляночке. И это танки? Греются на солнышке, не двигаются. Пыль, башни... Как они далеко от нас!.. Я отметил для себя самый крайний пенек на солнечной полянке и стал считать: один, два, три... После десятка сбился. Решил считать сначала, с крайнего. И не нашел его на месте - "пенек" незаметно переместился и чуточку подрос. Они двигались и исподтишка росли.
- Ждем, чтоб приблизились? - спросил я.
- Ждем, чтоб провалились к чертовой матери.
- Раз идут в открытую, встретим.
- Чем?
И я вспомнил разговор на НП.
- Снарядов до сих пор нет?
- Снарядов полно. Шрапнельные... Фугасные везут. Улита едет, когда-то будет. К ночи?.. Так танки раньше здесь будут.
Мы молчим. Даже мне понятно, что шрапнель для танков - что горох. Молчим, глядим в степь. Танки двигаются лениво-лениво, но двигаются, не стоят. А солнце еще не село, не скоро опустится ночь...
- Эхма! - вздыхает Галушко. - Шрапнелью запаслись. Шрапнель в гражданскую работала, теперь броню проломи.
В командирской группе оживление, передают друг другу бинокль, вглядываются, перекидываются скупыми фразами:
- Кто там пылит?
- Мотоциклисты, похоже.
- Курочки с цыплятками...
Оторвались от лопат даже орудийщики.
И я наконец улавливаю розовый клубочек пыли у переднего танка - "с цыплятками"...
- Товарищ старший лейтенант, разрешите!..
Над командиром батареи Звонцовым нависает командир орудия Феоктистов. Звонцов мешковат, приземист, гражданский животик выползает из-под ремня пришел из запаса, был где-то старшим бухгалтером. У Феоктистова на мощном теле не бойцовски курносая, бабьи мягкая физиономия. Он из кадровых, считается лучшим наводчиком дивизиона.
- Разрешите, накормлю шрапнелью!
Звонцов медлит, уставившись вдаль, качает каской.
- Откроем себя, Феоктистов. По нам ударят, а ответить нечем. Лучше помалкивать.
- Одним снарядом, товарищ старший лейтенант... Всего одним! Обещаю накрыть.
Молчание. На Звонцова со всех сторон выжидающие взгляды. А пыльное облачко в степи вытягивается, распухает, озарясь багрянцем. Мотоциклистов не группа, раз-два - и обчелся, а целая колонна.
- Один выстрел засечь не успеют, товарищ старший лейтенант!
- Ладно! Один снаряд, только один!
Орудийный расчет без команды бросает лопаты, деловито становится к пушке. Не пригибаясь, широким шагом, вздрагивая от нетерпения, приближается Феоктистов, на ходу роняя приказания. Жарко вспыхивает в руках заряжающего медная гильза, проглатывается затвором. Феоктистов припадает к прицелу, долго колдует...
Читать дальше