Лев Тимофеев: Играем Горького

Но момент для этого был самый неподходящий: считанные недели оставались до дипломного спектакля, о котором, предвкушая событие скандальное (мастером курса был известный режиссер-авангардист), заранее говорила театральная Москва. Работа была в самом разгаре, репетиции шли ежедневно, так что лишиться сейчас крыши над головой, лишиться этого замечательно удобного жилья в десяти минутах ходьбы от института и от учебного театра, искать где-то квартиру, комнату или хотя бы угол, собирать вещи, переезжать, налаживать быт на новом месте было ну совершенно некстати.

И тут вдруг их сокурсница Телка привела откуда-то своего друга с театральной фамилией Протасов. Друг был сильно пьян, и она попросилась остаться с ним на ночь. Понятно, никто не возражал. Тем более что гости принесли с собой бутылку, да не одну, все хорошо посидели вместе, и хозяева тоже основательно поддали, и гость на удивление как-то воспрянул и пил с хозяевами наравне и был даже в силах недурно, не без актерского дара, рассказывать анекдоты и читать стихи, и только далеко за полночь все разошлись спать. В комнате, где прежде жил шофер такси, осталась широкая продавленная тахта, и здесь время от времени ночевали засидевшиеся друзья; кто-то из них предусмотрительно принес подушку и старенькое ватное одеяло с зеленым атласным верхом, в нескольких местах прожженное сигаретами...

А утром, когда на кухне все вместе пили кофе, ели бутерброды с плавлеными сырками и вяло, похмельно спорили, можно ли считать, что Никита Михалков украл у Хамдамова "Рабу любви" или это все-таки самостоятельная работа талантливого мастера, вдруг нагрянула какая-то комиссия - две полные женщины в одинаковых серых пальто с каракулевыми воротниками, пожилой чиновник с потертым портфелем и с ними знакомый участковый, совсем юный старлей с простецким, открытым лицом, похожий на молодого Збруева. Женщины и чиновник потоптались в коридоре, по очереди позаглядывали в раскрытые двери комнат и, не здороваясь, в кухню, где сидела компания, поморщились, ощутив висевший в воздухе сильный запах перегара, поговорили о чем-то вполголоса и ушли. Участковый вышел с ними вместе, но тут же вернулся. "Я вас много раз предупреждал, - сокрушенно сказал он. - А теперь мне выговор. Сегодня до обеда освободить помещение, и квартира будет опечатана".

Никто не ответил. Участковый ждал: он хотел убедиться, что указание услышано и будет выполнено. Но все молча пили кофе. Актеры умели держать паузу: один жестом попросил сахар, другой молча налил молока себе и соседу и тот так же молча поблагодарил кивком головы. "Ну, мне что, наряд вызывать?" - Старлей повысил голос, но на слове "наряд" дал петуха. "Садись с ними, командир, сначала позавтракаем", - спокойно сказал Верка Балабанов и сделал широкое движение рукой, приглашая участкового к столу. До поступления в театральный институт Аверкий Балабанов уже окончил училище в родном городе, и его даже хотели ввести на роль Воланда в местном театре. Он знал, как придавать своему голосу интонацию спокойной, немного утомленной, но все-таки непререкаемо властной силы. "А ты, мент, и вправду садись за стол, - мягко сказал Гриша Базыкин, - ты же нам не чужой". Балабановская жена Василиса, Васька, тут же поставила на стол чистую чашку. Все-таки старлей давно знал жильцов этой квартиры и уважал их. Даже робел перед их красотой, перед свободой, с какой они общались друг с другом, наконец, перед их талантом. Однажды он хорошо выпил тут и навзрыд плакал, слушая, как Гриша Базыкин, сняв со стены гитару, пел Высоцкого: "Идет охота на волков, идет охота!.. Кровь на снегу и пятна алые флажков!.." И какая разница, часом раньше они уедут, часом позже? Подождем. Он нашел на стене крючок и повесил фуражку, пригладил волосы и уже собирался сесть к столу, но тут поднялся этот самый Протасов. Умытый, свежий, уверенный в себе - никаких следов вчерашнего. "Нет, нет, - мягко, но решительно сказал он, жестом останавливая Ваську, готовую налить кофе. - Пожалуйста... Все в свое время, и каждому свое. Командиру некогда. Служба зовет. Верно, командир? - Он снял со стены фуражку и вернул ее на голову старлею. - Пойдем, командир, я доведу до тебя задачу". Спокойно глядя участковому прямо в лицо, он взял его под локоть и развернул к выходу, тот как-то беспомощно оглянулся на компанию и, ни слова не говоря, послушно пошел впереди Протасова. "Вот, дорогой Аверкий, как надо играть Воланда, - сказал Гриша Базыкин, разливая себе и Верке найденные остатки водки. - Но я не люблю Булгакова. И булгаковщину не люблю. И Воланда не люблю. И не люблю, когда он приходит без приглашения и вмешивается в чужие дела. Мне лично живой мент симпатичнее, чем литературный черт... Но, кажется, мы вляпались и теперь играем Булгакова!" И он выпил. "Ты, мой сокол, больше не пей, тогда и чертей видеть не будешь", - обиженно сказала Телка. Все-таки Протасов был ее друг.

Читать дальше