Дмитрий Григорович - Переселенцы

– Ваня, что ж ты? – а? – спросил Андрей, подходя совсем близко.

Иван как будто онемел; он пялил глаза на разбойника, который силился отвернуть голову.

– Филипп!.. как это ты? – крикнул Иван, отступая с ужасом. Все остановились и обратили глаза на парня.

Не успел Иван произнести этих слов, как Егор крепко обхватил его сзади руками.

– Ребята, вяжи его! – раздалась в то же время проницательная фистула горбуна. – Федор Иваныч! я вам сказывал, не хотели меня слушать! что? – а? А! попался, мошенник!.. попался, разбойник! Они заодно действуют… заодно… Федор Иваныч!.. сюда!

– Хватай его, ребята! – крикнул в свою очередь Карякин, бросаясь на столяра с поднятыми кулаками, но в самую эту минуту Ивану удалось высвободить руку; Карякин отступил; Иван воспользовался случаем и начал бить наотмах горбуна, который продолжал держать его в обхват и колотил в спину головою.

Все это произошло так быстро, что Андрей едва успел передать Филиппа в другие руки.

– Стой, братцы! – произнес он мужикам, которые, переминаясь, подходили к столяру, – я все это дело знаю… Погоди, Федор Иванович, ты спроси прежде! Ты что, собака? прочь! – заключил Андрей, разнимая руки Егорки и посылая его кубарем за пять шагов.

– Ты что здесь распоряжаешься?.. Как ты смеешь!.. Ах ты! – вымолвил Карякин, подходя к Андрею с угрожающим жестом, – вяжи его, ребята! – присовокупил он, указывая на Ивана.

– Никто не тронь! – крикнул Андрей, становясь перед Ваней и защищая его обеими руками. – Сам ты, Федор Иваныч, много берешь на себя; тебе не показано вязать встречного и поперечного – да! Что ты этого подлеца-горбуна, собаку эту, слушаешь!.. Ты спроси прежде, разведай… Нет, этак не приходится, как ты делаешь, – да!.. Ты, стало быть, забыл, что этот парень, которого вязать хочешь не спросимши, обгорел весь, добро твое спасаючи!

– Мало ли что! видали мы это!.. Он, может, делал для виду… отвести хотел от себя… знаем мы!..

– Не слушайте их, Федор Иваныч, – пискнул Егор, высовываясь вперед и снова скрываясь, как только повернулся к нему Андрей, – они заодно, все заодно! друг дружке руку держат!..

– Ну, слушай же, Федор Иваныч, – подхватил Андрей, – я хлопотал для тебя, я и разбойника-то поймал и деньги тебе твои выручил… Коли ты помнишь добро, выслушай, что скажу: все это дело мне хорошо знакомо; Иван мне обо всем сказывал: он и вот этот [122], они из одной деревни; он у них беглый, никак пятый, никак шестой год бегает.

Андрей с помощью столяра, который немного оправился, рассказал в коротких словах историю Филиппа. Разбойник между тем от всего отпирался, клялся и божился, что в первый раз видит Ивана и в первый раз слышит о Марьинском, о мужике Тимофее и о бабе Катерине. Егор не переставал кричать, что все умышленно путают дело, с целью отвести подозрение друг от дружки, но его никто не слушал; присутствующие были на стороне Андрея и столяра. Сам Федор Иваныч взял в толк наконец, что столяр не мог быть соучастником Филиппа.

– А все-таки я его не пущу и свяжу, – сказал он, – надо его в суд представить…

– Это уж само собою, – возразил Андрей, – он и сам знает, что суда теперь не минует… такая, знать, доля его. А вязать его не к чему, он и так пойдет, – примолвил Андрей, обращаясь к Ване и начиная его всячески успокаивать.

Первым распоряжением Карякина, как только все пришли в усадьбу, было тотчас же послать верхового к становому приставу, который, к счастью, находился верстах в восьми. Требовалось прежде всего на самом месте преступления снять все показания как от разбойника, так от свидетелей и лиц, знавших его прежде. Филиппа и Степку, связанных по рукам и по ногам, посадили врозь, одного в дом, другого в конюшню, под присмотром мужиков, которым Карякин обещал щедро заплатить за хлопоты. Во все это время Андрей не покидал Ивана; он ободрял его и обнадеживал, говоря, что за Катерину и семью ее также нечего опасаться; по словам Андрея, скорее следовало радоваться, чем приходить в отчаянье, плакать и падать духом: по крайней мере семья навсегда освободится теперь от разбойника, который отымал у нее покой столько лет. Что ж касается Маши и ребятишек Лапши, которых, без сомненья, в суд не потребуют, Андрей брал их на свое попеченье на все время отсутствия родителей.

Переговорив таким образом с Иваном, Андрей, частью действуя по собственному желанию, частью повинуясь просьбам столяра, направился к Катерине, чтобы заблаговременно предупредить ее о том, что ее ожидало.

В полдень приехал становой пристав, и начался допрос. Истребованы были тотчас же Лапша, Дуня и Катерина. Но мы не станем описывать допроса станового. Зная всех лиц, исчисленных нами выше, зная отношение их друг к другу, читатель легко поймет, что должно было происходить в этот день в доме гуртовщика Карякина. К вечеру все показания были отобраны, нанесены на бумагу и скреплены свидетелями. В ту же ночь все лица, сопричастные делу, усажены были на подводы, нанятые гуртовщиком, и отправлены в уездный город; туда поехали также становой и Карякин.