Евгения Сафонова - Сердце Поэта

И тут я понял: она ведь говорит по-русски!

— А вы русская? — спросил я.

— Да нет, сынок. Я местная, родилась и выросла в этом посёлке, как и все мои родные. А в двадцать надолго уехала в Москву. — Пояснила старуха.

— А-а-а. — Протянул я.

Старушка лукаво взглянула на меня:

— А ты откуда, „норвежец“?

— Да я русский, бабушка!

— Да я уж догадалась. Просто глаза у тебя синие, сапфирные, — засмеялась старуха. — Прям как у местного.

Я польщённо кивнул:

— Я из Москвы.

— Практически земляки, — улыбнулась старушка.

— Извините, можно попросить Вас об одном одолжении? — собравшись с духом, спросил я.

— Каком?

— Нам в школьном кружке литературы задали на лето задание — собрать народный фольклор тех стран, в которых будем отдыхать. Вы же наверняка знаете какие-нибудь сказки?

В её серых, светлых-светлых глазах старушки заплясали весёлые искорки. У меня почему-то возникло ощущение, что эти глаза просто посветлели со временем, а раньше они были синие, как у всех здешних жителей. Морщин было не очень много, но кожа была вялой, как лежалое яблоко. Когда старушка улыбалась, её лицо становилось весёлым и озорным, а на щеках появлялись ямочки.

— Конечно, я знаю много сказок. Хочешь, расскажу тебе одну старую норвежскую легенду?

— Конечно!

— Ну, слушай, — старушка устроилась поудобнее. — „Жил-был один человек, и было у человека три сына, и младшего звали Аскеладден. И был у него луг где-то на косогоре, а на лугу стоял сарай, и там хранилось сено. Только не много там припасов было, потому что каждый год, на Иванову ночь, когда трава всего сочнее и гуще, повадился кто-то объедать весь луг, да так, словно по нему целое стадо прошлось…“

Я достал из кармана блокнотик и стал делать пометки.

Полчаса пронеслись незаметно.

— „…ну, бери себе мою дочь и полкоролевства в придачу, ты всё это заслужил, — сказал король. Сыграли они свадьбу, и досталась Аскеладдену в жёны прекрасная принцесса“, — закончила старая сказочница.

— Здорово! — восхитился я. — Спасибо вам огромное!

— Да не за что. Чай, не сама придумала, — хмыкнула старушка.

Я кинул взгляд на часы.

— Извините, но мне пора. Скоро ужин…

— Иди, иди, если опоздаешь, ругаться будут. Я-то знаю этих воспитателей — готовы с детей все шкуры содрать!

Я засмеялся.

— Кстати, приходи завтра, если хочешь! Я много сказок знаю. Запишешь все и отдашь в свой кружок, — предложила сказочница.

— Было бы отлично!

— Ну, раз отлично, так приходи. Я здесь в любое время, — кивнула старушка. — Иди, иди.

Я кинул последний взгляд на клёны и побежал по тропинке.

Я пришёл на следующий день, и на послеследующий, и мало-помалу сдружился со старушкой. А она охотно рассказывала мне порой страшные, порой весёлые, а порой печальные норвежские легенды, которые я записывал в свой блокнотик.

— …тут вдруг открылась дверь, и появляется на пороге карлик. „Ну, угадала ты моё имя иль нет? Если угадала, то говори, а если нет, пойдёшь со мной в подземное царство, и будешь моей женой!“ — говорит он девушке. А пряха сняла спокойно перчатки и говорит: „Твоё имя — Мневезёт! Я свободна!“ Взвыл карлик, выбежал на улицу, и больше его никто не видел. Даже перчатки, что из соломы золото делают, не успел забрать. А принц взял девушку в жёны.

— Отличная история, — улыбнулся я, закрывая блокнотик.

Я сидел на тропинке. Послезавтра мне надо было уже уезжать, поэтому я вдыхал полной грудью чистый, свежий воздух, стараясь надышаться за весь год. Вот вернусь в Москву, и не будет там такого воздуха.

— Ну, прям вот отличная, — притворно проворчала старушка, — и получше я знала. Да только забыла уже половину.

— Расскажите ещё одну!

— Хватит пока с тебя! Ладно, „норвежец“, иди в лагерь. А то хватятся тебя.

— Да не норвежец я!

— Но глаза-то норвежские!

— Ну, с этим не поспорю. Нина Эдвардовна тоже говорит, что мои глаза — как у самого настоящего норвежца!

Старушка быстро взглянула на меня.

— А кто такая эта Нина Эдвардовна? — спросила она.

— Это моя учительница по литературе. Она тоже из Норвегии, приехала в Россию, когда была совсем маленькой. Вместе с тётей. Вроде она сирота, родители у неё погибли, когда Нина Эдвардовна маленькой была.

Старушка долго молчала.

— Понятно, — протянула она наконец. — А на родину эта твоя Нина ездит?

— Нет. Ей некогда.

— Жаль. Ты ей передай, чтоб съездила. Осенью. Ведь осенью у нас так хорошо!

Старушка замолчала. Она сидела, задумавшись и отчего-то взгрустнув, и лицо было печальным и усталым.