По плечу легонько стучат. Я открываю глаза. Пайлот стоит рядом с моей кроватью. Я быстро вытираю все еще текущие слезы и приподнимаюсь на локтях.
– Эй, – говорит он, тихо стоя надо мной. Я просто смотрю на него. Что он делает? Он кивает, словно прося подвинуться.
Колеблясь, я двигаюсь к левому краю кровати. Он садится, а потом ложится на спину рядом со мной, глядя на потолок. Небеса! Я снова ложусь на спину. Делаю последний неровный вздох, подавляя поток воды одной лишь силой воли.
На нем все еще джинсы и белая футболка.
– Ты в порядке? – тихо спрашивает он.
Я разговариваю с потолком.
– Ага… прости, это глупо. – Еще один вздох. – Просто слишком много всего навалилось, или вроде того.
– Тебя чуть не ограбили, так что это чувство не глупое.
Я моргаю, глядя на потолок.
– Могу я кое-что спросить? – продолжает Пайлот.
– Ага.
Он переворачивается на левый бок, подпирая голову рукой. Я поворачиваюсь соответственно на правый бок – внутри настоящая паника.
Пайлот поджимает губы.
– Думаешь, Чэд – Санта?
Я смеюсь.
– Боже мой, надеюсь, нет, – дрожащим голосом говорю я.
Пайлот ухмыляется.
– У тебя есть братья или сестры? – спрашивает он.
Мастер отвлекающих маневров. Мой взгляд скользит к его губам и быстро возвращается к глазам. – Нет, но у меня есть много плохих кузенов. А у тебя?
– Две младшие сестры, – говорит он.
Две младшие сестры, вот почему он такой милый? Я улыбаюсь сама себе.
– Что? – спрашивает он, а уголки его губ поднимаются.
– Ничего, – быстро отвечаю я и снова переворачиваюсь на спину, падая под тяжестью долгого зрительного контакта и решая, что лучше смотреть на потолок. Я чувствую, как Пайлот меняет позу рядом со мной, пока мы не оказываемся снова бок о бок. Деля одну подушку.
Я сглатываю.
– Что было самым страшным из того, что ты делал?
На мгновение он поджимает губы.
– Я… что ты имеешь в виду под страшным?
– Я имею в виду не коммерчески страшным, а страшным для тебя, понимаешь?
Мгновение висит тишина, прежде чем он отвечает.
– Не знаю… я типа покинул мою… то есть… – он выдыхает. – Думаю, перемены всегда пугали меня.
Мгновение я молчу, кивая, соглашаясь с ним и набираясь храбрости сказать:
– Это самое страшное, что я когда-либо делала, – шепчу я.
– Что…
– Я имею в виду не вот это, а приезд сюда для учебы за границей. Я не очень хороша в попытках пробовать что-то новое, и я никогда не была так далеко от семьи. Но что еще важнее, я всегда была хорошим ребенком, знаешь ли. Я получаю высокие оценки и не перечу. Я делаю то, что мне говорят делать. Это всего лишь я, и я хочу сделать их счастливыми, я им никогда не врала. Поэтому, когда я солгала им насчет этого, они мне поверили.
– Они не знают, что ты здесь? – тихо спрашивает он.
Я издаю печальный смешок.
– Я студент-медик, поэтому я сказала им, что здесь учусь на медицинской программе. Я типа сделала для них фальшивую брошюру и все остальное. Я позаботилась о всех документах и всё такое. Но здесь нет медицинской программы… и они рассердятся, когда узнают об этом.
– Я думал, твоя специальность – английский.
– Они бы не заплатили за колледж, если бы я не выбрала то, что дало бы мне надежду на перспективное будущее. – Я моргаю, глядя на потолок. – Мой дедушка как раз был бедным человеком искусства, писал поэзию и всякое такое и работал на нескольких временных работах. Это превратило его в отвратного отца. Его никогда не было рядом, а когда и был, то он был отдалившимся и уставшим, быстро раздражался на папу и его братьев и сестер.
Теперь мой отец помешан на финансовой стабильности, в мачо-итальянском стиле а-ля «я настоящий мужчина». Я его единственный ребенок, так что… он… это сложно. То есть я знаю, что по-своему он пытается быть хорошим отцом, а писательство, творчество, это не то, что считается прагматичной карьерной тропой.
Я неплохо разбираюсь в математике и науке, и мне нравятся цифры. Моя мама собиралась стать доктором! Но ей пришлось уйти из медицинского колледжа, когда она забеременела мной, так что это просто логично. Она действительно взволнованна. – Я поворачиваю голову, чтобы взглянуть на реакцию Пайлота. Его лицо прямо там, в сантиметре от меня. В его глазах застыла грусть.
Не то чтобы мне не нравилась медицина, просто я не совсем, ну знаешь, у нее не та же… и все это требует всех сил. Не знаю, я хочу создавать. Эти последние две недели, проведенные здесь, за изучением того, что мне действительно нравится и за написанием рассказов, – они были лучшими.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу