Эми Хармон - Другая Блу

– Она целуется, как старушка, – только и ответил он.

Я рассмеялась, тут же почувствовав себя лучше.

– Вчера вечером я сказал ей, что люблю тебя. Странно, но, похоже, она уже знала.

Я зарылась в его рубашку и глубоко вдохнула, ожидая неизбежного, большого «но», потому что он явно не закончил. Уилсон помолчал, наверное думая, что я сейчас тоже признаюсь в своих чувствах. Когда я промолчала, он вздохнул и заговорил снова.

– И вот теперь о том, чего я не знаю. Это как ты ко мне относишься. То мне кажется, что ты чувствуешь то же, что и я. А потом ты мне говоришь, что это просто дурацкая игра. То я признаюсь, что жить без тебя не могу, а ты выгоняешь меня.

– Так ты это имел в виду? Что не знаешь, как я к тебе отношусь? – Я чуть не рассмеялась, таким очевидным мне казался ответ. – Уилсон, это не я встречалась с кем-то еще. И не я убеждала тебя, что наши отношения выходят за рамки приличий. И это не мне с таким трудом давался каждый шаг.

– Это все еще не ответ, Блу. Как ты относишься ко мне? – Он был настойчив, теперь он держал меня за плечи, отодвинув от себя, чтобы видеть мое лицо. Я не могла ему ответить. Не потому, что не знала ответ, как раз наоборот.

– Можно тебе кое-что показать? – вдруг решилась я. Уилсон разочарованно опустил руки и отвернулся, ероша волосы. – Пожалуйста. Так я смогу лучше объяснить. Мне не так хорошо даются длинные речи, как тебе.

Ухватив за рукав, я потащила его за собой. Он пошел, но я знала, что мое молчание его задело. Я провела его через дверь в кухне в подвал, спустилась по ступенькам, так и не выпустив его руку, пока мы не оказались у моего рабочего стола.

Я указала на свою последнюю незаконченную работу.

– Это тот большой кусок дерева, который ты не так давно помог мне притащить. Ты тогда спросил, не собираюсь ли я вырезать тираннозавра рекса в натуральную величину, помнишь?

– И это все?

Уилсон недоверчиво уставился на заготовку, которая все еще была огромна для скульптуры, но когда мы ее сюда затаскивали, она была такой большой, что не помещалась на верстаке, да и от машины ее пришлось везти на тележке. Она наверняка весила больше центнера. Я успела срезать достаточно, чтобы самостоятельно поднять ее на стол. У меня получилась круговая поднимающаяся ввысь структура, она вполне могла быть винтовой лестницей для эльфов, живущих у ее подножия в деревянной долине. Она должна стать первой работой для мистера Чена.

– Видишь, как пустые места создают скульптуру? Как вырезается больше, чем остается?

Уилсон кивнул, наблюдая за движением моих пальцев.

– То есть дело не только в том, что есть, а в том, чего нет. Понимаешь? – я запнулась, пытаясь подобрать слова, зная, что хочу сказать, но не понимая, то ли говорю.

– Думаю, да. Пространство создает силуэты, измерения, форму… так?

Я улыбнулась ему, в восторге оттого, что он понял. Он улыбнулся в ответ, так нежно, с такой любовью, что я не сразу пришла в себя и с трудом успела поймать за хвост убегающую мысль.

– Именно так, – кивнула я, возвращаясь к скульптуре. – Джимми учил меня, что когда вырезаешь, это отрицательное пространство вокруг создает линии, перспективу, красоту. Отрицательное пространство – это то, что остается на месте срезанного дерева, пустоты, которые, в свою очередь, создают форму. – Я замолчала и глубоко вздохнула, зная, что мне придется это сказать. Если я любила Уилсона – а я была в этом уверена, – мне нужно было объяснить ему кое-что, что будет уже не так легко понять. Сможет ли он любить меня потом? Но он должен знать. Я повернулась к нему, умоляюще глядя в глаза, не притворяясь и не прося прощения.

– Иногда мне кажется, что внутри меня – огромная зияющая дыра от подбородка до талии, негативное пространство, которое жизнь взяла и вырезала. Но это не делает меня красивой скульптурой. Иногда это просто пустота и темнота, и… и никакая шлифовка или полировка не сделает это чем-то другим. И мне страшно. Если я позволю тебе любить меня, эта дыра может поглотить твою любовь, а потом и тебя самого.

Уилсон коснулся моей щеки, внимательно слушая, чуть хмурясь, но глядя с сочувствием.

– Но это не тебе решать, Блу, – мягко произнес он. – Тебе неподвластны чувства других. Ты не можешь позволить кому-то любить тебя, так же как ты не можешь и заставить. – Он бережно обхватил мое лицо ладонями. Я сжала его запястья, не зная, хочется ли мне прижаться к нему или оттолкнуть, чтобы спастись от чувств, которые он во мне разбудил.

– Я правильно понял, ты боишься позволить мне любить тебя, думая, что внутри тебя дыра, которую не заполнить… что никакой любви не хватит? Но я повторю снова. Ты любишь меня?