В. Яковлева - Ради жизни на земле (сборник)

Мостик через него полуразрушен, висит неизвестно на чем. За каналом приземистое четырехугольное серое здание с большим стеклянным куполом — рейхстаг. В наползавшем от Шпрее тумане, смешанном с дымом пожарищ, маячат возле рейхстага и справа, в глубине парка, и за ним, танки, самоходки, бронеколпаки.

То, о чем думал Рахимжан, разглядывая эту площадь — Кенигсплац — по карте, думали и те, кто находился здесь рядом с ним: наверно, эти несколько сот метров искореженного асфальта были последними на долгой дороге войны.

Сам лейтенант принял первый бой в начале 1945 года. В 674-й полк 150-й дивизии, костяк которой был сформирован в Кустанае, Рахимжан Кошкарбаев прибыл со свежим пополнением из Фрунзенского пехотного училища. Всего-то и было за его плечами четыре месяца войны, но какие это были месяцы! Если к Висле дивизия пришла во втором эшелоне, то на Одере его батальон первым на участке дивизии вступил в бой. Никогда не забудутся раннее утро 16 апреля, высоты Одера, залитые белым светом прожекторов, страшный гул 22 тысяч артиллерийских стволов, ведущих огонь по вражеским укреплениям. И тусклый диск солнца в черной взвихренной мгле занявшегося дня.

На Одере лейтенант получил первый боевой орден. Вручал ему награду командир батальона майор Алексей Семенович Твердохлеб — богатырского сложения человек, начавший войну в 41-м сержантом. Два дня назад, когда они пробивались от взятой штурмом тюрьмы Моабит, где теперь размещался командный пункт дивизии, по темной, глухой, как щель, улице к мосту через Шпрее, к стоящему за ним «дому Гиммлера», в Твердохлеба выстрелил с чердака прятавшийся там «фаустник».

Рахимжан видел майора последний раз лежавшим на плащпалатке. Комбат был чисто выбрит, подворотничок гимнастерки сверкал белизной: Твердохлеб готовился к торжеству Победы. С тех пор как дивизия втянулась в каменный мешок Берлина, майор не уставал напоминать своим солдатам:

— Брать рейхстаг будем мы. Нам выпал счастливый жребий поставить последнюю точку в этой тяжелой войне.

В день гибели комбата лейтенанта Кошкарбаева принимали в партию. Коммунистов созвали в коротком перерыве между боями, и, глядя в глаза боевым товарищам, испытывая еще не знакомое ему волнение, Рахимжан сказал:

— Клянусь с честью нести высокое звание члена Ленинской партии!

— Лейтенант Кошкарбаев! — крикнули сразу. — К командиру батальона!

Рахимжан бегом спустился в подвал. Новый комбат Давыдов стоял со своим заместителем по политчасти Васильченко у окна, обращенного к площади. Вдоль стены, поглядывая в то же окно, стояли солдаты. Кошкарбаев кое-кого узнал: они были из полковой разведки.

— Есть боевое задание, — обратился комбат к лейтенанту.

— Слушаю! — вытянулся Рахимжан.

— Надо водрузить флаг на рейхстаге. — Давыдов помолчал. — Обстановка — сам видишь: наши залегли у канала. Задание не приказное. Возьмешься добровольцем — молодец! Нет — другого попросим.

— Доверие оправдаю, — сказал Рахимжан.

— Ну смотри, — и Давыдов кивнул замполиту. — Дай ему флаг.

Васильченко протянул алое полотнище и крепко обнял лейтенанта:

— Будь здоров, брат!

— Разведчики пойдут с тобой, — напутствовал Рахимжана Давыдов. — Мы поддержим огнем. Начинай.

— Есть! — Кошкарбаев поправил связку гранат на поясе и, выпрыгнув в окно, скатился вниз, в воронку. Что-то тяжелое упало на него. Пронзительный свист пуль и пощелкивание их о камень наполнили все вокруг.

«Привалило, ранен» — мелькнуло в голове Рахимжана и тотчас он услышал торопливый голос:

— Целы, товарищ лейтенант?

Это молоденький боец Гриша Булатов выпрыгнул за ним из окна и скатился в ту же воронку.

— Сам как? — спросил Рахимжан бойца.

— В порядке. А вот другие не выскочили, не смогли.

Прыгавшие следом разведчики Санкин и Долгих были тяжело ранены. Об этом Кошкарбаев и Булатов узнали после взятия рейхстага, а сейчас лежали они вдвоем, тесно прижавшись друг к другу, и не могли поднять головы.

Посвист пуль стих.

— Вперед! — сказал Рахимжан, и Булатов бросился за ним к куче щебня. Рванул снаряд. Все заволокло дымом. Скрытые его пеленой, они бежали к будке, которую Кошкарбаев недавно рассматривал из окна в бинокль. Вблизи она вся оказалась изрешеченной осколками, сюда заползли раненые в утренних отбитых атаках. Дырявые стены будки прикрывали их не от огня, а от наблюдения из бойниц рейхстага.

«Нельзя привлекать внимания гитлеровцев к будке», — решил Рахимжан и бросился в вывороченную разрывом яму. С ревом пронеслись над головой штурмовики. Здание рейхстага окуталось гарью: бомбы и пулеметные очереди с самолетов прошили его. От «дома Гиммлера» ударили гвардейские минометы. Им вторили тяжелые гаубицы с того берега Шпрее. В клубах черной копоти над Кенигсплацем терялись огненные искорки трассирующих пуль.