В. Яковлева - Ради жизни на земле (сборник)

Огонь перенесли дальше, к самой вершине. Двинулись наши танки с десантниками, вслед за ними поднялись роты. В предутреннем воздухе необыкновенно раскатисто прозвучало «ура!». Николай поднялся вместе с солдатами и, держа наготове автомат, рванулся вперед. Тяжелым молотом билось сердце, стучало в висках. Первая в жизни атака. Но капитан не испытывал страха. Он страстно желал одного: быстрее добежать до вражеских траншей.

По цепи солдат вдруг смертельным свинцом брызнул молчавший до самой последней минуты пулемет врага. Упал бежавший слева солдат. Он не проронил ни слова — ткнулся лицом прямо в землю, выбросив вперед правую руку с автоматом. В неестественно застывшей позе остановился сержант Ковалев. Вот он опустился на колено, выхватил гранату, с ожесточением выдернул зубами чеку, швырнул «лимонку» в сторону строчившего пулемета, грубо выругался и присел. Тяжело ранен. А вот гитлеровский солдат, не успевший удрать. Лежит на дне окопа с пробитой головой. Рядом с ним обер-лейтенант. У него на взводе парабеллум, он не успел выстрелить. Смерть опередила.

— Бегут, бегут фашисты! — закричал почти в самое ухо Логинову подбежавший капитан Морозов. — А флаг уже на высоте! Молодец, Максут! Молодец!

Но что это? Николай замер на месте. Остановился и Морозов. Затем они вместе, словно сговорившись, рванулись вперед, туда, где алел, плескался на ветру флаг, поднятый Кадырбаевым. Когда офицеры подбежали, Максут лежал на спине, устремив в небо затуманенные глаза. Морозов склонился над Кадырбаевым:

— Максут, Максут! Ну встань же, встань! Максут, дорогой!

Кадырбаев слабо простонал, протянул руку Морозову и тихо, почти беззвучно попросил:

— Лицом… вперед. На запад хочу смотреть. Пока бьется сердце… В строю я…

На полуслове застыли губы, жизнь остановилась. Морозов немигающими глазами посмотрел на Логинова и устало, медленно поднялся. Мимо, шурша накинутой на плечи плащпалаткой, проскочил Вахтанг Чхаидзе — адъютант Абаньшина. Он на бегу схватил воткнутый в бруствер флаг, высоко поднял его над головой и крикнул командиру первой роты лейтенанту Лебедеву:

— Комбат приказал подготовиться к отражению контратаки. Немцы наступают из Больших Крестов!

…Отбита пятая по счету контратака. Склоны Святой горы усыпаны вражескими трупами, но противник делает все, чтобы вернуть ее. С правого фланга просочились немецкие автоматчики. Своим огнем они не дают подойти нашему резерву. А пополнение нужно: от непрерывной бомбежки и артиллерийского огня из строя у нас выбыло много солдат и офицеров.

Абаньшин с тяжелой раной, без сознания, лежит в землянке. Убит командир роты старший лейтенант Сальников, и командование ротой принял капитан Логинов, наш ответсекретарь. Из всего батальона, командиром которого стал теперь Морозов, уцелело только пять-шесть офицеров. Связи с артиллерийской группой и полком нет. Телефонные провода перебиты, рация оказалась под обломками рухнувшей землянки. Связные, едва выбравшись из окопов, падали замертво. Невыносимо тяжело, но держаться надо, до наступления сумерек осталось немного, а там подойдет подмога.

Вахтанг Чхаидзе с перевязанной рукой, осунувшийся, еще более почерневший, обратился к Морозову:

— Разрешите, товарищ капитан, я до полка доберусь.

— Знаешь, Вахтанг, — сказал капитан, — сколько связных не вернулось?

Вахтанг коротко ответил:

— Знаю.

Морозов неловко привлек к себе адъютанта, молча поцеловал его и махнул в сторону тыла — иди, мол, других путей у нас все равно нет. Чхаидзе крепко сжал руку замполита, хотел, вероятно, что-то сказать, но застрявший в горле комок помешал. Вахтанг снял с плеча автомат, поднялся на бруствер, перевалился через него и, плотно прижимаясь к земле, медленно пополз.

Морозов пошел по траншее в роту Логинова: там угрожала опасность прорыва. Николай давал распоряжение бойцу Троеглазову, который лишь полчаса тому назад стал командиром взвода. Рядом на корточках сидели два солдата с окровавленными бинтами на голове. Кровь запеклась, почернела. Один из бойцов был совсем молодой. Он равнодушно поглядел на Морозова и продолжал чуть внятно говорить. Замполит наклонился над солдатом, вслушался, но ничего не смог разобрать.

Второй солдат жадно вдыхал воздух. По временам он поворачивал голову к соседу, просил:

— Юра, очнись. Очнись, Юра!

Установилась тишина. Немцы то ли совсем выдохлись, то ли стягивали силы для нового удара. Николай с ротой остался один. Морозов ушел на другой фланг. Усталость валила с ног, мучила жажда. Горчило во рту.