Ирина Гуро - Песочные часы

— Добрый день, добрый день, — затянул он, не дожидаясь моего приветствия, — мы продвигаемся, не правда ли? Не так быстро, как хотели бы, но продвигаемся. Говорят, что русские дороги — это только до октября. Потом они превращаются в болота, а еще позже— в ледяной каток… — без особого огорчения говорил он, накидывая на меня пеньюар и оглядывая мое лицо, выбритое только сегодня утром.

— Пожалуйста, вымойте голову и подстригите.

Он стал выбирать шампунь:

— Подумайте, сейчас даже «Люкс» приравнен к моющим средствам особой жирности! Получаем по карточкам. А? Словно сливочное масло.

Он подставил переносную мойку и стал намыливать мне голову, продолжая болтать:

— Можно подумать, что шампунь используется в качестве продукта питания. Ха-ха. Вместе с мармеладом, который — по карточкам с самого начала… Должен вам сказать, что мы — народ, привыкший к жертвам. Мы просто-таки созданы для жертв. Видали ли вы немца, который бы признал себя неспособным к жертвам?

Так как я был лишен возможности отвечать из опасения набрать полный рот пены, он сам же ответил себе:

— Нет, такого немца и вообразить себе трудно. А вот применяться к обстоятельствам — это сколько угодно. Черт возьми! Опять подсунули эрзац-шампунь.

Вот есть пена, через секунду уже нет пены! А куда она делась?

Задав этот риторический вопрос и, очевидно, с зубовным скрежетом, он вынужден был добавить еще несколько капель шампуня:

— А, сейчас уже будет хорошо!

Он завел еще что-то насчет электроэнергии, бешеное количество которой поглощают электросушилки. Но в качестве доказательства немецких способностей применяться к обстоятельствам сообщил, что в целях экономии энергии он лично употребляет очень редкую сетку, которая позволяет в два раза — я могу проверить это по часам — сократить срок сушки мужских волос.

— Хорошо, что я не дамский мастер, знаете, с дамами гораздо больше хлопот: им чуждо политическое мышление. А мужчины относятся с большей терпимостью к тому, какая сетка у них на голове. И любую они предпочитают каске, ха-ха!

Я слушал все это, напряженно думая, как бы выяснить, куда делась девушка, так хорошо протершая стекла. Кроме этих стекол, ничто в парикмахерской не напоминало о ней. На вешалке не висело никакой женской одежды. Но возможно, она раздевается «за кулисами» парикмахерской? И еще одна возможность пришла мне в голову: девушку пригласили протереть стекла, она это сделала — и вот ее нет!

Я с успехом мог вымыть голову без участия словоохотливого толстяка и шампуня «Люкс».

Но когда он протер мои волосы мохнатым полотенцем и предложил мне на выбор стрижку «гольф», «бокс» и «модерн», я решился.

— А где ваша дочка, господин мастер? — спросил я наугад.

— Дочка? Я даже не женат. Был, правда, женат одно время, но вообразите, какое везение: перед самой войной жена ушла от меня. Это тем более кстати, что я вовсе не гарантирован от призыва. У меня, правда, язва желудка, но, к несчастью, излечимая. Прошу вас заметить, она излечивается сама собой, ха-ха, нечто вроде самозатачивающихся лезвий. Но что хорошо в одних обстоятельствах, то плохо в других.

Углубившись в детали насчет язвы, он все больше отдалял меня от девушки.

Я начал новый заход:

— Но я видел как-то здесь у вас молодую особу…

— Где? Здесь? Сюда не заходит ни одна особа женского пола, тем более молодая. Вы же знаете, мужчины терпеть не могут, когда женщины видят их в процессе бритья. Эта, знаете, мыльная пена и салфетка на голове, они делают мужчину беспомощным, — во всяком случае, он уже не может убежать и поэтому…

Я перебил его:

— Да нет, она не была здесь внутри, она терла стекла снаружи.

— А-а-а, да, действительно, насчет витрины… Но заверяю вас, только с той стороны ее действительно иногда протирает дочка моей уборщицы. Очень аккуратная девушка. Лишних несколько марок ей никак не мешают, особенно если учесть, что отца там и след простыл. И между прочим, задолго до всякой войны… Эта Иоганна Риц — очень-очень милая девушка. Я прекрасно устроил ее в магазин «Предметов смеха» на Фридрихштрассе. Нет, не в начале улицы, а ближе к вокзалу, знаете? Это я сделал через одного своего клиента, очень почтенного господина, и — учтите! — старый холостяк!

Он болтал еще долго, но я уже не вслушивался: я знал этот магазин «Шерцартикель» на Фридрихштрассе. Я обратил на него внимание потому, что в Москве ведь таких магазинов не было. И я остановился у витрины, заинтересованный — что же это за «предметы смеха»? Или «шуток»? — так перевести было бы правильнее.