Алексей Азаров - Дело государственной важности

Переезд в Берлин совпал для Эльзе с тяжелой потерей — Вольфганг ушел из ее жизни навсегда. Сказал на прощание: «Так надо. Связь у тебя есть — через лавку Рипитцов, а осторожности и всему прочему тебя не нужно учить. О «Фильмбанке» забудь, я там больше не работаю».

На первых порах все заслонили иные заботы. Внезапно оказалось, что для референта по культуре нет работы в Берлине. Ни в редакциях, ни в министерстве пропаганды не обещали ничего определенного. Бесплодными были и хлопоты старых знакомых; даже многоопытный редактор «Франкфуртер генераль анцайгер», где Эльзе начинала путь в журналистике, оказался бессильным отыскать подходящее место. Он связался было с Гансом Постом, когда-то драматургом, а теперь нацистским бонзой, председателем имперской палаты писателей, но и здесь дело не выгорело. Пост намекнул, что люди, прибывшие из Польши, в ближайшее время не могут рассчитывать на посты в центральном аппарате. Он был лицом осведомленным, близким к окружению фюрера, и в значении его слов не приходилось сомневаться. Видимо, существовала директива — негласная конечно! — и связана она была с какими-то планами КДФ [11] КДФ — канцелярия фюрера («Канцлей дас фюрере»); такое же сокращение принадлежало одной из побочных организаций НСДАП — «Сила через радость» («Крафт дурх фройнде»). .

Эльзе, отставшая от имперской жизни, спросила, услышав о КДФ:

— Скажите, а при чем здесь «Сила через радость»?

Редактор расхохотался:

— Милая моя! Да вы просто провинциалка… Речь идет не об обществе, а об имперской канцелярии. Привыкайте: война предписывает лаконизм — все зашифровывается, все секретно. Кстати, не огорчайтесь по поводу отставки. Пост не сказал прямо, но я понял его так, что всех вас скоро призовут к деятельности. Просто до известной поры людей, знающих восток Европы, практически держат в резерве. Так бывает.

— Так думает Йост? — спросила Эльзе небрежным тоном, замаскировав интерес.

— Да, — коротко сказал редактор, исчерпав тему.

Эльзе запомнила разговор. Подумала: что именно имеет в виду Йост? Неужели войну с СССР, и в самое ближайшее время?.. Бывший драматург, бесспорно, знал больше, чем сказал. Он черпал свои познания из такого источника, как сам Геббельс, став ближайшим помощником министра информации и гаулейтера Берлина после того, как молчаливо отрекся в его пользу от авторства всем известной фразы: «Когда я слышу слово «культура», мне хочется нажать курок револьвера». Фраза эта гремела в речах Геббельса; в газетах НСДАП ее называли «исторической».

«Нажать курок…»

В переносном смысле наци это сделали 1 сентября 1939 года в 4 часа 45 минут утра, когда линкор «Шлезвиг-Гольштейн» обрушил первый залп орудий главного калибра на польский военный порт Вестерплатте. Вторая мировая война стала свершившимся фактом.

Затем об открытии военных действий против Германии объявила Франция. За ней — Англия. К англо-французской коалиции присоединились Австралийский Союз, Канада, Южно-Африканский Союз…

9 апреля в 4 часа 20 минут германский посол в сопровождении военно-воздушного атташе разбудил датского министра иностранных дел, без обязательного — по протоколу — уведомления появившись в его частном доме.

— Только что, — сказал посол и посмотрел на часы, — германские вооруженные силы пересекли границу и начали оккупацию.

Военно-воздушный атташе добавил:

— Через несколько минут над Копенгагеном появятся эскадрильи немецких бомбардировщиков… Задача датчан: не оказывать сопротивления, так как это привело бы к самым ужасным последствиям.

Пока происходил этот разговор, в порт вошли три судна. Стали у стенки. По сходням на берег устремились солдаты диверсионного подразделения абвера «Бранденбург» — 800 человек. Не теряя ни секунды, они захватили крепость Кастель и королевский дворец Амалиенборг. Охрана попыталась было оказать сопротивление, но диверсанты, пристрелив одного телохранителя, а двух ранив, принудили ее сдаться… Дания еще спала, не ведая беды. Над Копенгагеном мирно голубело небо, утреннее солнце поливало охрой поля. Был прекрасный день, свежий и чистый; и высший офицер датского военного министерства, ехавший в машине из загородной виллы на службу, посчитал шуткой окрик немецкого патруля: «Стой! Германская армия! Предъявите документы!» У солдат были расстегнуты воротники мундиров, и высший чин решил, что перед ним загулявшие отпускники. «Идиоты! — бросил он им и расхохотался: — Я найду вас в казарме и научу другим шуткам!» Прозрел он лишь тогда, когда солдаты прошили его машину автоматной очередью.