Патрик Вебер - Викинги

Шторман повернулся к фон Бильницу спиной, а тот горько пожалел, что так обнаружил при всех свою вражду с ним. Он знал, что так или иначе им все равно придется существовать вместе, и подозревал, что пойти на компромисс все равно придется ему.

Снова открылась дверь подъезда, и снова, как всякий раз, сжалось сердце Ле Биана. Он беспокойно посмотрел на подвальную лестницу, но тут же и успокоился. Эту пару ног он узнал бы из тысячи: по лестнице грациозно спускались длинные ноги Жозефины. Она так улыбалась, что Ле Биан поневоле подумал: ей, пожалуй, нравится новое необычное положение. Он, Ле Биан, день и ночь сидит запертый в подвале у кого-то из их товарищей, а она бегает по городу, свободная, как ветер. Убежище студента находилось на улице Бефруа. Оно было сравнительно просторно и даже могло бы показаться довольно удобным, если бы в нем не валялось умопомрачительное количество всяких никому на свете не нужных предметов. Старые велосипедные колеса без половины спиц, горы ящиков для яблок, пустые бутылки, покрытые пылью, напоминавшие о довоенном изобилии — таково было убранство подземного укрытия. К счастью, Ле Биану удалось устроить для себя небольшой спальный уголок между двумя стопками ящиков, а главное — ему дали стол, стул и лампу, чтобы он мог продолжать работу. Немного фантазии — и его подземелье покажется филиалом Национальной библиотеки…

— Привет, Пьер, — весело сказала Жозефина. — Я тебе принесла пироженце с кремом. Съешь обязательно, а то, если все дальше так пойдет, нам скоро придется жрать топинамбуры и кошачье сало.

— А ты нашла книгу фон Листа, о которой я тебя просил? — ответил он, даже не взглянув на лакомство.

— Какой же ты гад! — воскликнула она, сразу обозлившись. — Я ношусь по всему городу, ищу ему то, что ему угодно. Я его кормлю. Он ругается — я слушаю. Ни в чем ему не перечу. А ты не думал, что мне может надоесть?

— Нет, не думал, — ответил он насмешливо. — Я же вам нужен — тебе и твоему так называемому отряду…

Тут Жозефина уже всерьез рассердилась. Она швырнула пирожное на стол и закричала:

— «Так называемому»? Ну, ты и сволочь, Ле Биан! Да без этого так называемого где бы ты сейчас спрятался? Тебя же боши чуть не схватили!

— Ну да, а если бы я вас не встретил, мне бы и прятаться не пришлось.

— Ага, — презрительно ответила Жозефина. — Никто тебя не заставляет любить родину. На всякой войне бывают герои, а бывают трусы.

Ле Биан встал и подошел к Жозефине. Он ласково погладил ей волосы, а она его не оттолкнула.

— Прости меня, — тихо сказал он. — Я нервничаю, потому что никак не могу разгадать тайну этой проклятой книги. А притом мне кажется, что в ней-то и лежит ключ ко всей этой истории.

Жозефина подвинула стул и села за стол. Она развернула сверток, вынула пирожное и с очаровательной улыбкой лакомки поднесла ко рту.

— Хорошо, господин учитель, — сказала она с набитым ртом. — Тогда объясните мне все сначала. Кажется, я пропустила несколько уроков.

Ле Биан улыбнулся. Он тоже сел и подвинул книгу ближе к себе, чтобы Жозефина не испачкала ее кремом от нормандского пирожного.

— Ты видишь уникальную вещь, — начал он, словно читая лекцию внимательным слушателям. — Это Четвероевангелие; они, конечно, все традиционные, но это не похоже ни на один известный список Евангелия. Оно написано рунами — древним письмом викингов. Других таких примеров я не знаю, а я их Бог знает сколько держал в руках. В общем, это очень древняя рукопись с миниатюрами, вероятно, переписанная какими-то монахами. Скорее всего, она древнее изобретения книгопечатания. Насколько я сам видел и знаю, склонен был бы ее датировать предположительно X веком — тем временем, когда викинги Роллона поселились в наших местах и многие из них еще не знали латинского алфавита. Вероятно, было задумано распространять Евангелие среди людей Севера, чтобы помочь их обращению в христианство. Но ты, конечно, спросишь меня, откуда я знаю, что Евангелие нормандское.

— Да нет… ну да… почему же? — пробормотала Жозефина, никак не ожидая, что ее о чем-нибудь спросят.

— Это очень просто, — продолжал Ле Биан. — Просто, а вместе с тем сложно. Сейчас скажу. Некоторые отрывки в книге написаны по-латыни. Простым глазом трудно разглядеть, но я смотрел через лупу и, насколько могу судить, чернила там другие. И я вовсе не удивлюсь, если латинские записи окажутся более поздними, чем рунический текст. Но там есть еще кое-что и похлеще, и вот этого я уже не понимаю…