Станислав Рем - Двадцатое июля

Доктор едва не поперхнулся:

— Нет.

— Правильно сделали. В ваших интересах молчать. А еще лучше — вообще забыть о том, что произошло в «Фольфшанце». Итак, что предлагают рейхсфюреру господа из Швейцарии за подобный шаг?

Керстен отодвинул тарелку:

— Вы сейчас говорите серьезно?

— Да.

— В таком случае готов сообщить: эти господа намерены выплатить вам за каждого вывезенного еврея определенную сумму.

— Точнее.

— Пятьдесят швейцарских франков за обычного и пятьсот — за чем-либо выдающегося. — Керстену тяжело дались последние слова: от них несло работорговлей.

Гиммлер снял пенсне, достал фланелевый платок и принялся протирать им линзы. Если б не генеральский мундир, он запросто сошел бы сейчас за врача или учителя математики. Скорее даже истории. Точным наукам Гиммлер всегда предпочитал гуманитарные.

— Кто будет определять значимость евреев?

— На данный момент мне сложно ответить. Все это обсуждалось пока только теоретически. Но если госпожа Ингрид получит официальное подтверждение, то данный вопрос будет решен в вашу пользу. Возможно, на ваших условиях.

— Ваша дама не получит никакого подтверждения. Ни официального, ни прочего. Переговоров с ней я вести не буду. — Гиммлер надел пенсне и спрятал фланельку. Учитель истории пропал. Перед Керстеном вновь сидел рейхсфюрер. — Я буду разговаривать только с официальным лицом. Когда-то, доктор, вы мне говорили о графе Бернадотте. Фольке Бернадотте. Помните? Насколько мне известно, — а ему это было известно, поскольку информация пришла от Шелленберга, — он сейчас занимает довольно высокий пост в шведском Красном Кресте. Вот с ним вы мне и организуете встречу.

Взгляд Керстена задержался на сухих холеных руках Гиммлера. С тщательно наманикюренными ногтями. «А ведь членам СС запрещено делать маникюр, — мелькнула несвоевременная мысль. — Господи, о чем я думаю? Да ведь он же согласился на переговоры! Неужели ледник начал таять? Нет, конечно, кроме вызволения людей, с ним других дел никто иметь не будет. Ведь он палач. Палач с холеными руками. Дьявол, сдались мне эти руки…»

Гиммлер наблюдал за доктором и думал, сколь долго еще Керстен будет находиться в его услужении. А ведь рано или поздно наступит час, когда от его услуг и от него самого придется избавиться. Такова реальность.

— И поторопитесь, господин доктор. — Гиммлер встал из-за стола, давая понять, что разговор окончен. — Пока я не передумал.

«Любимая. К сожалению, я не смогу к тебе приехать, как обещал, 29 июля. В связи с произошедшими событиями я вынужден созвать на 30-е число руководителей штабов гаулейтеров. Совещание продлится два или три дня. Нам нужно срочно обсудить вопрос усиления военного потенциала рейха. А потому, повторюсь, я не смогу приехать к тебе раньше, чем 5 августа.

Очень хочу выспаться. Просто мечтаю об этом.

Люблю тебя больше прежнего.

Твой М. »

Борман перечитал письмо к жене Герде и запечатал его.

Он врал. Совещание с гаулейтерами и начальниками штабов по поводу мобилизации новых формирований и создания отрядов местной обороны состоялось два дня назад. Но Борман не мог оставить столицу даже на один день. Неустойчивость власти ощущалась им физически. Ежеминутно. Ежесекундно.

Утром пришло сообщение из Альт-Аусзее. Звонили Гуммель и Шольц. Борман откомандировал их туда с тремя поручениями: проверить, в целости ли «музей фюрера»; насколько он продолжает соответствовать каталогу; заминировать штольню по всему периметру. Приезд Геринга спутал рехслейтеру все карты.

«Жирная свинья! — негодовал Борман. — Впрочем, чего-то подобного от этой дряни и следовало ожидать. Геринг всегда тащит в свою нору все, что попадается ему под руку. Ну да ничего. Хранилище никуда не денется, по крайней мере в ближайшие дни. А там разберусь. Посмотрим, кто из нас первым выпотрошит «соляной мешок».

Но о Геринге пока нужно забыть. Перед рейхслейтером стояла еще одна важная проблема.

Спустя два часа после сообщения из Альт-Аусзее Борману преподнесли еще один сюрприз. На сей раз из рейхсканцелярии. Оказывается, Геббельс начал обхаживать двойника. Точнее, министр пропаганды основательно взялся за Бургдорфа, практически вытесняя его, Бормана, с роли «тени фюрера». Такого поворота событий Борман допустить не мог. Вся продуманная им комбинация могла получить положительный результат только в том случае, если «фюрер» будет ходить под ним, и только под ним. А потому следовало, и как можно скорее, вернуться в бункер. Какие уж тут поездки к жене…