— Ах, ненаглядный! Чтоб мне лечь мостом через пропасть на твоем пути. — Хабиба обняла сына, прижавшись к его груди, и долго не давала ему поздороваться с сестрой, хотя та первая вскрикнула, увидев брата. — Ах, ты мой единственный! Не утреннее ли солнце показало тебе дорогу к родному очагу? Да будет у тебя столько лет в жизни, сколько шагов ты сделал. Ну как дела? Садись. Ты из полка или от Ирины? Даночки я давно не видела. Ласточка бесценная. Щебечет уже…
Апчара повисла на шее брата, как только он освободился из материнских объятий, и — что было не похоже на нее — разревелась.
«Они уже провожают меня на фронт, — подумал Альбиян. — Неужто они знают больше меня?»
— Что это с вами?
— Спроси сестру, — заговорила Хабиба несколько другим голосом, в котором слышалось и желание простить дочь, и все еще материнская строгость. — Твоя сестра надумала замуж выйти. Боится остаться старой девой. Ты знаешь, какую дерзость она вчера отвалила? Ты, говорит, выскочила замуж в шестнадцать лет, дозволь и мне. Повадился этот Чока Мутаев. Взяли его в обком партии — вытурили, послали в дивизию — военная форма оказалась не для него. Никуда он не годится, только в мужья…
— Откуда ты взяла? Не выхожу я замуж!.. — Апчара выскочила во двор, побежала в глубину сада.
Альбиян хотел вернуть ее, но мать остановила:
— Не надо. От слез глаза девушек становятся чище и яснее. Хорошо, что ты приехал. А то она ушла бы на ферму, а там — сама себе голова. Два месяца у Прохладной рыла окопы, я не беспокоилась. Знала, рядом тысячи таких, как она. А на ферме — одна, и главная. Что захочет, то и будет творить.
Насчет замужества Альбиян готов был поверить матери. В прошлый приезд он заметил, что Апчара как-то излишне возбуждена, словно внутри у нее что-то горит и жжется. Когда они остались наедине, Апчара схватила горсть фасоли, присоединила к ним древесный уголек и ловко, как это умеет мать — лучшая гадальщица на весь аул, высыпала на крышку чемодана, горящими глазами стрельнула в брата.
— Хочешь, скажу тебе, в какую сторону меня повезут, когда выйду замуж?
Альбиян подошел к сестре. Та изучала расположение фасолин: куда они легли пуповинкой и как между ними лег древесный уголек, символ домашнего очага. Среди фасолин была одна белая — невеста, а одна самая крупная — жених. По ним, словно звездочет по звездам, Апчара гадала.
— Смотри, смотри, вот очаг. И вот…
— Они тебе правды не скажут, — засмеялся Альбиян. — Ты же комсомолка.
— Постой, не перебивай. Ты не понимаешь. Матери они правду говорят. Почему же не скажут мне? Мама по ним прочитала, что ты вернешься живым и здоровым…
Сейчас, вспоминая об этом гадании, Альбиян думал: значит, тогда сестра просто хотела похвалиться своим женихом, а не гадать по фасолям. Знает она, куда ее повезут. Ясное дело, в Верхний Чопрак, где пустует дом Чоки Мутаева. А теперь вот вспылила и убежала в сад, наверно, стоит и плачет.
— Ты поговори с сестрой, — просила Хабиба, — от нее всего можно ждать. Не могу же я все время ее держать, как под уздцы необъезженную лошадь. То она хочет идти на фронт. То надумала на какое-то ПВО. А мне рассказали про этот… как его… еростат, моростат?
— Наверно, аэростат воздушного заграждения.
— Вот, вот. Девушки несли его, а он у них вырвался из рук. Одна не успела отпустить, то ли за руку ее захлестнуло, так и унесло за облака вместе с еростатом. Теперь ферма — новое дело.
Альбиян пошел к сестре. Она стояла в глубине сада на берегу арыка, весело бурлящего через сотни садов и огородов. Он полноводный в это время, с весны, потому что сам Чопрак, откуда берется вода в арыке, вступает в полную силу, клокочет, грозится снести на своем пути все, что мешает его упругому и сильному белопенному потоку.
За шумом воды Апчара не слышала, как брат окликал ее. Но потом он подошел сам. Он подумал: «Какие мелочи все эти разговоры по сравнению с тем, что происходит вокруг», — и заговорил о своем.
— Знаешь, сестра, зачем я приехал? Мы получаем матчасть. Понимаешь?
— Возьми и меня с собой. — Апчара схватила в ладони и крепко сжала руку брата. Она глядела на него такими светлыми и чистыми глазами, что он улыбнулся, вспомнив слова матери: «От слез глаза девушек становятся чище и яснее».
— Глупая ты.
— Разве в твоем взводе все умней меня?
— А мама? Оставить ее одну?
Апчара замолчала.
— Так вот: мы получаем минометы. Настоящие. А у меня есть один деревянный батальонный миномет. Я знаю, у тебя военный кружок. Может быть, отдать тебе его, как наглядное пособие? Нам он теперь не нужен.
Читать дальше