Валентин Стариков - На боевом курсе

Федосов извлек из-под матраса свою пухлую, изрядно потрепанную тетрадь, наполненную газетными вырезками, и стал рассказывать:

— Кисляков — боец морской пехоты, участвовал в обороне одной важной высоты. Командир взвода был убит. Кисляков приказал бойцам: «Слушать мою команду!» — и принял на себя командование взводом. А у фашистов был план не только овладеть нашей позицией, но и взять в плен советских моряков. И вот они пошли в обход сопки, стали подползать к Кислякову. У многих наших бойцов патроны кончились. Кисляков решил, чем им погибать, пусть лучше отойдут, и остался всего с двумя бойцами защищать сопку. И у этих двух бойцов кончились патроны. Кисляков приказал им отойти, а сам остался на сопке. Один вел огонь из пулемета, а представил дело так, будто сопку обороняет целый взвод. Короче говоря, он уложил больше сотни фашистов и держался до тех пор, пока наши не подошли на помощь.

Матросы внимательно слушали рассказ Федосова. Когда он кончил, один из них, тяжело вздохнув, заявил:

— Эх! Сейчас бы в самую пору на сухопутный фронт! На суше можно сбросить бушлат — и пошел в атаку, гранатами истреблять фашистов. А тут не видишь никаких врагов. Перед глазами механизмы, стрелки да цифры. Стоишь, управляешь и вроде не чувствуешь, что на войне находишься.

— Верно, — поддержал другой матрос. — Мне перед сестренкой краснеть приходится. Спрашивает, сколько ты истребил фашистской сволочи, а я этих фашистов и в лицо не видел. Что же отвечать, скажи-ка, товарищ агитатор?

— Да, да, скажи, можно ли на корабле совершать такие подвиги, как Кисляков совершил на суше?

Вопросы матросов ничуть не смутили Федосова. И больше того, — он был рад, что представился случай поговорить о том, что волновало в ту пору умы многих моряков, которые, находясь на кораблях, выражали желание уйти на сухопутный фронт, с оружием в руках защищать Родину.

— Не горячитесь, друзья, — спокойно проговорил Федосов. — Сейчас по порядку во всем разберемся. В прошлом месяце мы потопили два транспорта?

— Потопили, — хором ответили матросы.

— А как по-вашему, сколько такой транспорт войск берет?

Матросы молчали, не зная, что ответить.

— Транспорт на шесть тысяч тонн берет батальон пехоты с полным вооружением. А мы потопили два таких транспорта. Они шли к фронту с войсками. Вот и прикиньте, сколько войск противника мы уничтожили. Не меньше, чем бойцы уничтожают на фронте?

— Оно, конечно, так, — согласились матросы. — Только подвигов у нас совершить невозможно.

— Это неправда, — горячо возразил Федосов. — А отстоять две вахты подряд на открытом мостике, когда ты мокрый до нитки и каждую минуту тебя накрывает волна, а ты должен зорко наблюдать за морем и за воздухом и не пропустить противника, — разве это не подвиг? Разве) для этого не требуются стойкость, выдержка и любовь к Родине?!.

— Да, ты, пожалуй, прав! — пораздумав, ответили матросы.

— Ну, а что у тебя в папке, давай сюда! — сказал Матяж.

Федосов открыл папку и извлек оттуда газетные вырезки. К ним потянулись матросы.

— Какой фронт вас интересует? — спросил Федосов.

— Сперва, конечно, охота знать, как под Москвой обстоит дело. Столица нашей Родины в опасности, с нее и начинай! — деловито заявил Тюренков.

Федосов прочитал один за другим несколько очерков о жестоких боях под Москвой. Все слушали внимательно, лица матросов были сосредоточенны, глаза задумчивы. После чтения никто не решился нарушить молчания, пока Матяж не сказал с досадой и ожесточением:

— Как же эти проклятые фашисты до Москвы дошли?!.

— Товарищ Сталин ответил на этот вопрос, — объяснил Федосов. — Они напали на нашу страну внезапно и думали в полтора-два месяца покончить с нами. У них пока что больше танков и самолетов, чем у нас. Но это дело временное, еще не развернулись наши заводы в тылу…

— Опять же нет второго фронта, — добавил Зубков.

— Правильно! Мы воюем с ними один на один, и никто нам не помогает. Союзники только обещают помощь.

— Восточная пословица говорит: какие бы тебе ходули ни обещали, а свои ноги надежнее, — вставил Тюренков.

— Вполне с тобой согласен, — сказал Федосов: — Лучше всего надеяться на свои силы и здесь, в Заполярье, бить гитлеровцев так, чтобы они под Москвой это почувствовали.

Еще долго могла продолжаться эта беседа, но сигнал «готовиться к погружению» заставил всех разбежаться по своим постам.

… Первые дни пребывания на позиции прошли без особых событий. Внешне все было спокойно. Но все глубоко переживали каждый потерянный день. Продумывая всевозможные варианты, обобщая данные наблюдения, я делал выводы, разочаровывался и тотчас начинал думать сызнова. Не находя ответа на мучившие меня вопросы, я продолжал вновь и вновь анализировать все свои действия. Наш затянувшийся поиск глубоко переживал весь экипаж лодки. Все чаще можно было слышать вопросы: «Когда же мы встретим противника? Утопим ли мы кого-нибудь в этом походе?». Каждый день безрезультатных поисков камнем ложился на сердце.