Валентин Стариков - На боевом курсе

Тесная гавань позволяет стрельбу торпедами только на медленной циркуляции. Решаю сразу — топить оба транспорта. Осторожность уже не занимает, о скрытности не думаю, так как времени до залпа слишком мало.

Мы прорвались к цели, обманув бдительность врага. Нам удалось пройти под носом у противника незамеченными, и теперь все возможности в наших руках. Крест прицеливания окуляра перископа медленно наползает на нос переднего транспорта…

— Пли! — командую я.

Прицельная линия коснулась носа второго транспорта. Через несколько секунд снова подал команду — «Пли». Сильный толчок в корпус лодки — своеобразный сигнал — торпеды вышли из аппаратов. На поверхности воды появились голубые полосы — следы идущих торпед. Вот они пересекли поле зрения перископа и, быстро вытягиваясь, как по линейке, устремились в сторону противника.

Лодка идет носом вверх и быстро всплывает. Нужно, не теряя ни секунды, погрузиться на глубину, чтобы не подставить свой борт под обстрел береговых батарей, которые находятся внутри самой гавани; малые расстояния позволяют им стрелять прямой наводкой.

— Право на борт, средний ход. Погружаться!

В центральном посту началось движение. Инженер-механик не отрывает глаз от контрольных приборов, постукивая по трубке глубомера пальцем, четко отдает приказания по отсекам. Он, кажется, ничего не замечает вокруг себя, не слышит ничего, что не имеет отношения к его ответственной работе. Время от времени жестами правой руки он делает своеобразные знаки «команды»; их может понимать только Тюренков, привыкший к немому языку. Тюренков следит за каждым движением своего командира. Одной рукой он виртуозно управляет реостатами помп, другой быстро находит, открывает пли закрывает нужный клапан среди десятков других похожих клапанов. В эти минуты и он уходит в себя. Не замечая и не чувствуя окружающего, занят только одним — водяными системами, — они, подобно кровеносной системе живого организма, внутри и снаружи опоясывают весь корпус корабля.

Тюренков уверенно направляет быстрые потоки воды по нужным каналам в этом сложном лабиринте трюмной водяной системы. Растеряйся и открой он тут же рядом расположенный, такой же по виду клапан — и все дело будет испорчено. Он внешне спокоен, не суетлив, но быстр в движениях. Закончив одну манипуляцию и доложив об этом стоящему рядом с ним инженер-механику, он переходит к другой, третьей.

— Лодка погружается! — тяжела дыша, докладывает боцман Хвалов, стоящий на горизонтальных рулях.

— Загнали, наконец, — облегченно проговорил Смычков, когда уже поддиферентованная лодка послушно пошла на глубину. После того как была остановлена центробежная помпа, в центральном посту снова стало тихо.

Два глухих мощных взрыва за кормой, один за другим, отчетливо доносятся до нашего слуха. И почти сразу же словно кто-то обсыпал весь корпус лодки охотничьей картечью — это взрывная волна вызвала легкое сотрясение корпуса.

— Наши торпеды, — громко докладывает мичман Иванов из первого отсека.

— Взрывы торпед! — возбужденно кричат из других отсеков.

Да, это взрывы наших торпед, мы их ждали с секунды на секунду.

Увеличив ход до среднего, мы легли на обратный курс. Конечно, было бы лучше увеличить ход до полного, но на это нельзя решиться.

Неизвестно, что ждет нас впереди, а пока требуется строгая экономия электроэнергии.

Первые пять минут после взрыва торпед никто в лодке не говорит. Однако понемногу напряжение спало, послышались разговоры, кое-кто высказал мнение, что за свой непрошенный «визит» мы, видимо, отделаемся очень легко, что наш удар был внезапен для противника и он до сих пор не может прийти в себя.

Действительно, мы шли уже восемь минут, а погони еще не было слышно. Невероятно, но факт! По пути сюда я ожидал всего, что угодно, но никак не допускал мысли, что нам удастся безнаказанно уйти. Случай, конечно, из ряда вон выходящий.

Послышались шутки. Матросы, глядя друг на друга, смущенно улыбались, как бы признавая за собой вину в том, что слишком переоценили ожидаемую опасность. Словно каждый говорил себе: «Черт оказался не таким уж страшным, каким мы сами размалевали его в своем воображении». Те, кто до залпа держали себя молодцевато, теперь несколько кичились этим, другие, кто не сумел тогда скрыть своего волнения, сейчас старались скромно отмалчиваться. Как бы то ни было, настроение экипажа заметно поднялось. Нервам был дан отдых.