Сергей Бельченко - Фронт без линии фронта

— А ты действительно ему говорил о женитьбе? — спросила Валя. — Еще, чего доброго, свадьбу придется справлять.

— А что было делать? Я разыграл из себя безумно влюбленного. Если этот фон Бабах организует нам встречу с Кохом, мы не то что свадьбу, а черт знает что устроим!

Валины щеки зарделись.

— Оставь шутки! — серьезно сказала она.

— А почему не пошутить? — ответил Кузнецов. — В этом ничего плохого нет. Шутка подбадривает, если хочешь, придает человеку силы. А нам надо быть бодрыми, не падать духом. Впереди у нас, Валюша, очень сложная операция. Через пару дней пойдем к Коху. Он будет говорить с тобой. Фон Бабах сказал, что гаулейтер лично принимает всех, кто хлопочет о документах фольксдойче: хочет убедиться, имеет ли он дело с патриотом «великого рейха» или с проходимцем, мечтающем о привилегиях и пайке. Мне придется обождать в приемной, пока Кох не позовет меня для подтверждения твоего происхождения. Боюсь только, как бы все не сорвалось: фон Бабах сказал, что гаулейтер снова собирается в Кенигсберг.

В этот вечер наша группа собралась у Ивана Приходько, чтобы обсудить план уничтожения Эриха Коха. Мы договорились обо всем. Решили, что я буду кучером Пауля Зиберта и его невесты Вали Довгер, а Михаил Шевчук, Жорж Струтинский, Иван Приходько и другие товарищи будут вблизи резиденции, чтобы в случае необходимости прийти нам на помощь.

Но где раздобыть хороший фаэтон? Сначала думали взять лошадей и повозку в отряде. Но времени было мало, а отряд — далековато. К тому же у партизан не было порядочного экипажа.

Мне, как опытному коммерсанту, поручили купить или одолжить фаэтон в городе. Я немедленно кинулся на поиски, так как на следующий день фон Бабах сообщил Паулю Зиберту, что все идет как по маслу, пропуск к Коху заказан, и теперь успех будет зависеть от того, в каком настроении окажется во время аудиенции гаулейтер.

А мои поиски фаэтона были пока безуспешными.

— Придется идти пешком, — сказала Валя. — Все равно фаэтон нам едва ли пригодится. Я не собираюсь бежать после того, как пущу пулю в лоб этому сатрапу.

— О чем ты говоришь! — воскликнул Кузнецов. — Ты даже не имеешь права думать об этом. Не забывай: задание лишь в том случае будет выполнено, если все пройдет благополучно и мы вернемся в отряд. А фаэтон нам понадобится не для того, чтобы бежать, а чтобы уложить оружие. Понимаешь, как все будет? Мы с тобой — в приемной Коха, выходит фон Бабах и приглашает тебя в кабинет. Ты идешь с майором, а через минуту без разрешения вхожу я, ты сразу же выходишь, я расправляюсь с Кохом и моим «другом» и быстро иду за тобой вниз. На улице мы садимся в фаэтон. Гнидюк ждет нас в полной боевой готовности. А дальше обстановка подскажет, что надо делать.

— Нет, в Коха буду стрелять я, — не соглашалась Валя.

— Оставь, Валя. Из твоего пистолета можно только воробьев пугать, а не стрелять в фашиста на расстоянии. Ты не успеешь раскрыть сумочку и вытащить свою игрушку, как окажешься в руках майора фон Бабаха. А вернее всего, тебе придется распрощаться с сумочкой в бюро пропусков.

Вале ничего не оставалось, как согласиться с Кузнецовым.

Среди извозчиков у меня был знакомый Вацек. К нему крепко пристала кличка «Сакраменто», так как в пьяном виде (а трезвым Вацек бывал очень редко) он часто употреблял это слово. У этого извозчика были отличные кони и фаэтон, и я решил взять их на 31 мая — день, на который были заказаны пропуска в резиденцию Коха.

Получив от меня пятьдесят марок, Вацек низко поклонился и подобострастно произнес:

— Я к вашим услугам, мой сладчайший пан. Не то что на день, но даже на год я готов с вами ехать куда угодно, хоть к партизанам.

Так мы подготавливали эту серьезную операцию. Никому и в голову не приходило, что может произойти с каждым из нас в случае неудачи. Ни у кого не было ни малейшего колебания — только ненависть к врагу, причинившему столько горя нашему народу.

Мы разыскали и подробно изучили план резиденции Коха, разработали десятки возможных вариантов завершения операции, тщательно проверили все оружие. В городе были заложены мины, которые должны были взорваться, как только будет убит сатрап. Все наши люди были предупреждены о времени операции. Условились, куда кто должен явиться после нее.

А на квартире у Вали Довгер шли последние приготовления. Николай Иванович несколько раз переписывал заявление на имя рейхскомиссара Украины с просьбой «проявить богом данную его превосходительству милость и не дать восторжествовать несправедливости, берущей иногда верх над правдой».