Станойка Копривица-Ковачевич - Поймать лисицу

"Зачем? — отвечала мать. — У тебя и так полон дом людей, только меня не хватало".

Дядя обижался, он чувствовал: сестра намекает на то, что в его доме частенько гостят четники.

Теперь многое становилось понятным Йоле, и он всем сердцем был на стороне матери.

Но ведь недаром же Момир сказал, что дядя — честный человек. Не раз он защищал хозяйство сестры от поборов, сам вносил ее долю на содержание различных армий, в том числе и партизанской. "Они бедняки, возьмите лучше с меня!" И отдавал своего барана, сохраняя тем самым нескольких овец, принадлежащих сестре. А она, возможно, этого даже не знала…

В полдень Йоле с Момиром вышли на косогор, с которого родная деревня была видна как на ладони. Момир остановился.

— Раскрой глаза пошире и смотри, — сказал он тихо.

Йоле смотрел во все глаза. Вокруг, на тропинках, исполосовавших гору, не было ни живой души. Качались под ветром кусты можжевельника.

Момир стал спускаться первым, прикрывая мальчика. Двигались короткими перебежками — от одного куста к другому. Полчаса ушло на то, чтобы добраться до холма, возвышавшегося над самой деревней.

— Оставайся тут, Йоле, — сказал Момир, — и смотри внимательно, а я пойду на разведку. Если что заметишь, свистни… — И пополз вниз.

Йоле остался один. Ему было страшно. "Вдруг они сейчас тут появятся и начнут стрелять… Если убьют Момира или меня…" Сердце его громко стучало. Мальчик то и дело оглядывался, но кругом, насколько хватало взгляда, было пустынно, и Йоле понемногу успокоился. "Эх, был бы здесь Рыжий! — подумал он. — Все было бы по-другому".

Наконец внизу появился Момир, помахал ему рукой. Йоле, согнувшись — подражая Момиру, — побежал к нему и свалился рядом под куст можжевельника.

— Нигде никого, — возбужденным шепотом сообщил Момир.

— Все дома сгорели? — тоже шепотом спросил Йоле.

— Нет. Какие — дотла, какие — наполовину…

"А наш амбар?" — хотел спросить мальчик, но спросил другое:

— Кто-нибудь убит?

— Не знаю, — ответил Момир. — Я не заходил в деревню… Пойдем вместе, там тихо.

В первом же доме они увидели убитых.

На пороге, прислонившись друг к другу, сидели мертвые дед Спасое и бабка Бояна.

— Не смотри! — приказал Момир, но Йоле уже увидел.

В руках у деда — белые шерстяные носки, которые он, видимо, не успел надеть. Так и умер босой. "Бедный дед", — подумал мальчик, не в силах сдержать слезы.

— Пойдем, Йоле, — потянул его Момир.

Отойдя, мальчик еще раз обернулся: дед с бабкой все так же сидели на крыльце, словно только что вышли отдохнуть, подышать свежим воздухом…

Дом Душана сгорел дотла. Во дворе — разбитая телега, разбросанная упряжь.

— Не успели запрячь лошадь, — сказал Момир и замер, давая Йоле знак оставаться на месте. — Гляди на дорогу, как бы нас тут врасплох не застали, — проговорил он вдруг изменившимся голосом.

Йоле принялся смотреть на дорогу, пытаясь, однако, разглядеть и то, что обнаружил Момир у стены дома. Но за его широкой спиной ничего не было видно. Момир наклонился и накрыл что-то куском обгоревшей материи. Потом отбежал в сторону, схватился за ствол сливы — и его вырвало. "Что там такое?" — думал мальчик. И вдруг словно что-то пронзило его: "Да это же Ковилька со своим ребенком! — Он похолодел. — Когда мы бежали ночью, ребенок плакал… Неужели их тоже?.."

Момир подошел — бледный как полотно. За последние полчаса он согнулся, точно дряхлый старик,

— Не успели уйти, — сказал он.

— Их убили? — спросил мальчик.

— Зарезали, — сдавленным голосом вымолвил Момир.

У Йоле подкосились ноги, будто зарезали его самого.

— Господи, неужто это правда? — повторял он, сознавая, что это действительно правда, но потом все путалось у него в голове. — Нет, не может быть!..

Момир, взяв его за руку, потянул за собой.

— Это зрелище не для тебя, сынок…

Они молча двинулись дальше, и трудно было понять, кто кого ведет — мужчина мальчика или мальчик мужчину.

В воздухе стоял запах гари.

— Посмотрим, нет ли еще кого… — проговорил Момир, приближаясь к дому, где жил дядя Йоле.

Дом сгорел наполовину и оттого производил еще более страшное впечатление, чем сгоревшие полностью. Йоле вначале не мог заставить себя шагнуть во двор. Но вспомнил дядю, Лену, Влайко…

Он спустился в погреб. Никого. За домом тоже пусто. Сверху, точно призраки, нависали обгоревшие стропила. И Йоле снова заплакал — на этот раз от радости, что никого не нашел.

Он посмотрел через ограду — туда, где должен был стоять его дом, но дома не было. Не было и амбара. "И Дарьи больше нет, — кольнуло его в сердце. — И обрез сгорел".