Андрей Колганов - Йот Эр. Том 1

День проходил за днем. Голод полностью обессилил людей, сознание стало нечетким. Майору Речницкому, лежавшему рядом с затухающим очагом, уже не хотелось ничего. Ни есть, ни пить, ни мстить фашистам, ни подбросить дрова в костерок, чтобы не умереть от холода. Вдруг ему почудилось у входа в пещеру какое-то движение. Рука, повинуясь вбитому в подсознание навыку, чуть шевельнулась в тщетной попытке дотянуться до оружия.

Рядом с лежащими командирами появился человек. Он был один. И облик, и одежда свидетельствовали о том, что это местный горец. Седобородый старик покачал головой, повернулся и покинул пещеру. Яков решил уж было, что все это привиделось ему в голодном бреду, как старик появился снова. Он подкинул дрова в костер и стал разогревать на огне какой-то котелок. Подогрев, начал поить содержимым командиров, одного за другим, не произнося при этом ни слова. На вкус это был какой-то горьковатый травяной отвар.

Старик еще несколько раз приходил со своим отваром, и совсем было отчаявшиеся люди не то чтобы воспрянули духом, но все же, по крайней мере, неожиданно обнаружили в себе силы продержаться еще немного. Сколько прошло дней – они уже не считали, но вдруг пещера огласилась шумом людских голосов и заполнилась множеством людей с оружием и в советской форме. На Северном Кавказе началось общее наступление наших войск, и старик-горец привел один из отрядов в пещеру. Отряд был невелик, тащить большую группу командиров на носилках по горным тропам для него было невозможно, и несколько дней бойцы провели в пещере, откармливая оголодавших горячим жидким супчиком – к счастью, нашелся среди них фельдшер, который сообразил, что сразу давать много грубой пищи после голодовки нельзя. Оказалось, что наступил уже конец ноября – затворничество в пещере длилось больше сорока дней!

Когда штабные работники смогли кое-как передвигаться самостоятельно, отряд двинулся на выход из ущелья. Там продолжались бои, немцы цеплялись за каждую позицию, и прорываться пришлось под минометным обстрелом. Здесь Яков Францевич поймал немецкий осколок и угодил в госпиталь, откуда в первый раз за множество дней смог отправить письмо родным. И в довершение всего он обнаружил, что его совершенно перестала беспокоить язва, мучившая последние несколько лет.

А в Ташкенте тем временем уже успели получить извещение с горькими словами «пропал без вести». Общей мыслью Елизаветы Климовны и ее дочери было: «Хорошо, что Нины сейчас нет и она не знает». Больше месяца давила на сердце неизвестность, но в декабре пришло письмо из полевого госпиталя, написанное собственной рукой Якова, и они вздохнули с облегчением. Да, хорошо, что Нине не пришлось это пережить. Но ведь уже декабрь, и где же она?

Сбор хлопка медленно, но верно продвигался к завершению. В октябре вершины Кураминского хребта, вытянутой дугой нависавшего над долиной, оделись снеговыми шапками. Впрочем, высочайшая из них – Бобои Об – эту шапку не снимала все лето, да и некоторые из других трехтысячников, видневшихся далеко на северо-востоке, тоже все время щеголяли белыми островерхими шапочками.

В это же время с альпийских лугов стали возвращаться отары овец, сопровождаемые крупными, с маленькими ушами и короткими хвостами, собаками, передвигающимися легкой, стелющейся походкой. Держались они гордо, независимо, прямо-таки излучая уверенность в себе. Они сразу покорили сердце Нины, и девочка тут же поинтересовалась, ни к кому конкретно не обращаясь:

– Это что за собаки? Никогда раньше не видела таких…

Первым отреагировал местный мальчишка. То ли он немного понимал по-русски (школа-то в кишлаке, как положено, имелась, и русскому языку там хоть как-то должны были учить), то ли просто догадался, но взглянул на приезжую девочку, как на дурочку. На лице его явственно читался вопрос: «Как же можно не знать таких простых вещей?» Затем он недоуменно повел плечами и бросил:

– Саги чупони…

Нина не настолько хорошо разбиралась в тюркских наречиях, чтобы сразу уловить смысл таджикских слов, да еще и произнесенных не особенно внятным местным говором. Однако стоящий рядом старшеклассник Айдар сразу понял, о чем речь, и тут же перевел на узбекский:

– Чапан саг.

Это было уже понятней: «собака чабана». Айдар добавил, наполовину переходя на русский:

– Настоящий туркуз!

– Туркуз? – тут же с явным недовольством в голосе переспросил мальчишка-таджик. – Чорчашма!