Николай Прокудин - За речкой шла война…

Снова заходить в мансарду за стаканом не хотелось, и Никита сунул в руку однокашнику Коляну свой. Сам взял бутылку за горло.

– Ого! Знатно! Вот это доза! – уважительно оценил однокашник Колян.

– Ну, за упокой души раба Божьего Михаила Шмера, хорошего парня и боевого офицера! – произнес с чувством Никита и отхлебнул из горлышка три больших глотка.

Сосед кивнул и осушил свой стакан.

А поговорить?

Разговор не клеился. Однокашник Колян закурил. А Ромашкин вдруг запел:

Однокашник Колян не поддержал махновскую песню. Тихохонько поднялся со скамьи и бочком-бочком проскользнул за ограду.

…За металлической сеткой, служившей забором, послышались шаги и шевеление.

– Кто там шуршит! Выходи! – рявкнул Никита. – Не боись, не обижу!

– Посыльный я! – тонко пискнул солдатик. – Кулешов я. Вас в батальон вызывают, товарищ лейтенант!

– А, Витёк! Доложи, кого еще вызывают? Кто посмел вызвать печалящегося?

– Начальник штаба Давыденко. Вас и Шкребуса. Давыденко сидит в оружейке и ругается.

– Что говорит?

– Ничего. Просто матерится. Сидит с автоматом на коленях. Зло-о-ой!

– Ага! По мою душу, значит! Скажи ему: пошел в жопу!

– Прямо так?

– Прямо так и передай! Ступай, солдат, и не мешай благородным господам офицерам пить ром. Скажи, мол, офицеры пьють ром и не идут! Не желают! Напьются и затем блевать будут.

Никита достал из коробки под столом пригоршню грецких и земляных орехов (презент от одного из приезжавших солдатских папаш), принялся их колоть, зажимая орехи между дверью и дверной коробкой и складывая на газету. Надо же чем-то отвлечься от нехороших мыслей! А мысли нехорошие, да… Чего хочет Мирон? Зачем вызывает? Никита-то тут при чём? Дорогу ему не переходил, кровать не мял, в обнимку с женой не попадался. При чём тут я?

В квартире по-прежнему стояла гробовая тишина, прерываемая лишь треском раскалываемой скорлупы. Шорохи и голоса вроде утихли, но Никита оставался на веранде. Он взял газетку, на которой лежал десерт, и стал отделять труху и пыль от спелых ядрышек.

За этим занятием его застал внезапно появившийся в квартире Шкребус.

Никита вздрогнул от неожиданности:

– Ты как вошёл, Ребус?

– Через дверь! – раздраженно бросил взводный. – Ты бы ещё спросил: вы кто такой, товарищ? С головой уже не в порядке? Я стучал, звал тебя – всё глухо. Смотрю, дверь не заперта. Я и вошёл.

– Глухо, говоришь? Значит, я задумался.

– Не перенапрягись, остынь. А то тоже крыша поедет, как у Шмера. Чем вы с Мишкой занимались в последнее время? Хиромантией и черной магией? Что его дернуло – на этот… террор? Или белая горячка? Был хороший парень, покуда с тобой не связался.

– Иди к чёрту, Глобус! Не болтай ерунды.

– Нет, ну, может, вы сектантами-сатанистами стали? Или расистами? С чего бы Мишка взялся «чурок» истреблять? Выпить он любил, посмеяться любил, пошутить тоже… Но чтоб запросто застрелить, заколоть или взорвать кого?.. Словно душегуб какой-то! Он что, крестовый поход объявил магометанам?

– Спроси у него сам! Вызови его дух, пока в чистилище не улетел.

– Пошел в пень, придурок. Давай выпьем. Осталось у тебя чего на грудь принять?

– Ром.

– Фу! Гадость вонючая! Водки нет? Хоть местной.

– Водкой местной только крыс травить хорошо.

– Ладно, плесни рому.

– На! А ты зачем, собственно, ко мне приперся?

– Зашел по пути в батальон. Вызывают…

– А кто вызывал тебя?

– Давыденко.

– Зачем, не сказывал?

– У кого спросить-то? У посыльного бестолкового? Что-то пролепетал о грязном оружии в оружкомнате.

– Так он что, по-прежнему в оружейке? В нашей?

– Ага, сидит и в автоматах зачем-то ковыряется.

– Так он и меня вызывает. А я какое отношение имею к нечищеному оружию? Не нравится мне все это… Давай лучше, не торопясь, допьем бутылочку! У меня есть лимон, яблоки, колбаса. Сейчас нарежу, закусим…

– Ну, нарезай. Закусим… Вздрогнем… Ну, вздрогнули?

– Вздрогнули!

– Эх! Хороший ты был парень, Мишка Шмер! – Шкребус вытер тыльной стороной ладони слюнявые губы и с аппетитом стал жевать колбасу.

– А мне вот кусок в горло не лезет… – не то чтобы усовестил Никита…

Пока в мансарде пили за упокой души друга, по оружейной комнате нервно ходил начальник штаба батальона. Через полчаса пребывания в оной Давыденко отправил дежурного сержанта наводить порядок в роте:

– Поди прочь! Займись с дневальным мытьем лестницы!