Николай Прокудин - За речкой шла война…

Армянин Арам расслышал, улыбнулся:

– И тех и этих, дорогой! Всем им нечего делать в культурном заведении. Пусть моются в канале имени Ленина или арыках! Вы тоже, я прошу, только купайтесь. С мылом, с шампунем – не надо. Это потом – душевая кабина в гостинице есть.

Куда только акцент армянина Арама сразу подевался?!

– Без проблем, хозяин! – усмехнулся Колчаков. – Мыться в душе. Какать и писать в туалете. Кушать за столом. Просветил, спасибо, дорогой!

Лицо повара расплылось в ещё более радушной улыбке, он пожелал приятного аппетита и засеменил обратно.

Чекушкин налил коньяк, произнес тост за дружбу между народами и осушил в три глотка полный стакан. Никита и Вадим отхлебнули по половине и принялись за сочный шашлык. Мясо на косточках было замечательно прожарено!

– Эх, как хорошо! – с надрывом произнес Чекушкин. – Век бы тут сидел и смотрел на заснеженные вершины. А какое замечательное небо на Востоке по ночам! Безоблачное, высокое! Мириады звёзд по всему своду, мигают, блестят холодным светом. Сказка! Фантастика! Лежишь порой на спине и разглядываешь знакомые и незнакомые созвездия. Романтика! Скажу вам, братцы, в Афганистане небо самое большущее.

Ничего себе, Чекушкин! Да ты поэт! Ещё и связно излагаешь порой! А так и не подумаешь ни за что.

– И что с этой романтикой делать? На хлеб вместо масла намазывать? – спустил «поэта» с небес на землю Колчаков.

– Скучный ты мужик, Колчаков! – Хоть и поёшь хорошие белогвардейские песни, но не гусар, нет! Зря тебя гусаром величают.

– Что ты получил за риск в Афгане, Вась? – сменил тему Никита. – Сколько платила Родина за героизм?

– Не так чтобы очень много, но на жизнь хватало. Если водку и коньяк не покупать, то вполне даже прилично. Двести шестьдесят семь чеков. И на книжку пятьсот рублей переводили. Приезжаешь в Ташкент, а там кругленький счет в полевом банке. Снимаешь деньги и вперед, гулять по девочкам. Отрыв на полную катушку! На неделю хватало по ресторанам помотаться до полного истощения сил и средств. А в Афгане чеки тратил на шмотки да магнитофон «Sony» купил. Там сильно не покутишь – в Кабуле бутылка водки стоит двадцать чеков, в Джелалабаде – все пятьдесят. Пять бутылок – и нет получки. Так что я в основном пил спирт и самогон из винограда, «Шароп» называется. И знаете, вкусно! По крайней мере щадит хилый организм. Я ведь его лично изготавливал и знал, на чем основан продукт, на каких ингредиентах. Честное слово, мне уже хочется вернуться обратно «за речку». Там была воля, нормальная жизнь, боевая, настоящая служба. И дружба! Не то, что тут. Мозгомойство, долбодубизм!

– Э! «Шароп» – вкусно? – встрепенулся разведчик Виталик. – Дрянь дрянью!

– Пробовал, знаю! Самая вкусная вещь была в Афгане – армянский коньяк! – солидно подтвердил Котиков.

– Совершенно справедливо! – согласился Кирпич, опрокидывая в бездонную глотку очередной стакан. – Сашка Мандретов не дал бы соврать. Ох, любил он это дело! В смысле, коньяк армянский. Ну, Сашка Мандретов, командир героической первой роты! За его здоровье! За славного сына обрусевшего греческого народа!

– И долгих ему лет! – поддержал Серж.

– Когда в пещеру полезем? Что-то прохладно стало, – поёжился Ромашкин. – В конце концов, я не пьянствовать ехал сюда, а купаться. Пить можно и в лагере, в теплой «конуре».

– Не гони волну, замполит! Сейчас прибежит специально обученный туркмен, отопрёт решётку, включит освещение, проводит до подземелья. Ты же не хочешь свернуть шею в темноте?

– А что, там темно?

– Конечно! Это ж пещера, а не какой-нибудь овраг. Глубокая пещера Али-Бабы. Сказку в детстве читал? – усмехнулся Чекушкин. – Вот это она и есть. И клад где-то там замаскирован, возможно… Ага! А вон и проводник спешит!

Маленький сухонький старикашка-туркмен прихромал к машине:

– Салам! – произнес он и жестом показал: мол, следуйте за мной.

Проследовали.

– Товарищи командиры! А нам можно с вами искупаться? – подали голос Кулешов и солдатик-шофёр.

– Можно! Но вначале сбегайте в душевую и помойтесь! – распорядился Чекушкин. – От вас портянками за версту воняет. А под землёй и так воздух спёртый. Бегом! Догоните…

Кулешов и солдатик-шофёр помчались мыться. Офицеры, сказано, проследовали за старикашкой.

Тот поминутно оглядывался назад, что-то сердито бормотал про себя, энергично тряся редкой седой бородой. Чем выше они поднимались по серпантину, тем сильнее дул ветер. Врываясь в небольшую пещеру в конце тропы, он издавал звуки, напоминающие фальшивое пение простуженного человека.