Николай Прокудин - За речкой шла война…

Соплеменники чабана Абдулло стали выходить во двор из душного домика, недоуменно пожимая плечами, что-то бурча по-туркменски.

Хлюдов обнял чабана Абдулло за плечи, уверенно пообещал:

– Не переживай, Абдулло! Жди! Мы скоро вернемся. На днях поднимем «зеленое знамя ислама» над отрогами Копетдага, и наши скакуны пересекут пустыню Каракумы до Волги и далее. Я и начальник штаба повстанцев. По весне вернемся с отрядом. Формируй добровольцев, составляй списки, назначай командиров отрядов. Только без лишнего шума. Конспирация!

Во дворе стоял бортовой «уазик». Бригадир и шофёр стояли у кабины, а женщины – в кузове, держась за передний борт. Аксакалы расселись под навесом у стены, попивая зелёный чай. Верно, старые басмачи, заслуженные – уж больно живо они обсуждали пьяный бред Хлюдова.

– Стр-р-роиться! – вдруг рыкнул Хлюдов. – Р-р-равняйсь! Смир-р-рно! Здр-р-равствуйте, бойцы!

– Салам, здра… – ответили мужчины вразнобой.

Хлюдов прошелся вдоль строя. О чём говорить? И как?

Язык с перепоя еле ворочался. А говорить нужно убедительно, эмоционально, с душой. И чтоб выглядело правдоподобно. Не то грохнут за насмешки над собою, и поминай как звали. Пустыня большая….

Но не зря учёные толкуют, что в экстремальных ситуациях человек способен превзойти себя на два, а то и три порядка.

Хлюдов толкнул проникновенную и пламенную речь. Каждому – землю, волю, отару баранов и легализацию многоженства… В подробностях передавать – лейтенант Ромашкин пас. Вредный бред!

…И «уазик» понесся по пыльной грунтовой дороге между зарослей камышей вдоль арыков. Шофер гнал как можно быстрее – командиры-офисеры должны успеть на тайное совещание повстанческих сил перед решающим освобождением от ига «Белого царя». Командиры-офисеры в кузове тряслись в такт попадания колес в ямы и на кочки. Недоосвобожденные женщины красного Востока, устроительницы социализма в Средней Азии, со смехом заваливались на них при резких поворотах.

Через час бешеной гонки машина резко затормозила у развилки. Никита, пытаясь удержаться на ногах, навалился на одну из молодок, плотно прижавшись к её груди, чем вызвал дикий визг и весёлый писк аборигенок.

– Пардон! Виноват! Извиняйте!

Из кабины высунулась хмурая рожа бригадира:

– Эй, офисер! Нам туда, а вам туда! Мало-мало пешком, и дойдёшь. Там дорога! Асфальт. Педжен совсем будет рядом. Километров десять. Возвращайся скорее, будем ждать!

Едва они спрыгнули на пыльную обочину, как машина резко сорвалась с места и умчалась к хлопковым полям.

– Ну, как тебе эта девица, к которой ты прижался? – съехидничал Хлюдов. – Хороша?

– А черт её знает! Всё одно, будто ватное одеяло пощупал. На ней штуки три стёганых халатов надето.

– О, даже халаты успел пересчитать! Ручонки шаловливые.

– Пошел ты к чёрту, Вовка! Вверг меня в авантюру с мятежом. А если они в милицию или в районное КГБ сообщат?

– Да брось! Чего по пьянке не бывает. Я бы мог себя наследником Хромого Тимура объявить или Чингисхана. А тебя – очередным пророком Магометом, если б ещё пару бутылок выпили! Не терзайся, не переживай. Экзотическое путешествие. Сафари! Кэмел-трофи!

– Но ты призывал их к мятежу! А вдруг они всерьёз воспримут?

– Не дрейфь. Банда басмачей у ворот КПП не появится. Наш легендарный Фёдор Сухов вместе с Будённым тут такого страху навели, что ещё лет сто никто не взбунтуется. Ладно, давай отсюда выбираться. Какое направление абориген рукой показал? А? Вспоминай!..

– Вовка! Опять заплутаем! Ты ведь только сейчас сказал туркмену, мол, дальше дорогу знаю.

– Ну… Мы ж предводители повстанцев, полководцы! Заблудиться, по определению, не можем! Каким бы я перед ним олухом выглядел? Ну чего ты переживаешь? Пойдем вдоль арыка, найдем в конце концов асфальт. Где асфальт, там машины. Тормознем кого-нибудь, подвезут. Только давай вспоминай, в какую сторону туркмен рукой махнул!

– Ох, Вовка! Не помню… Кажется, сюда, вправо…

– Кажется? Или точно?

– Кажется, точно…

– Эх ты! Одни хлопоты с тобой!

– Со мно-ой?!

– Ладно-ладно. Пойдем навстречу солнцу! – скомандовал Хлюдов и потопал по тропинке к дальним деревьям. Или миражам…

Тропинка оказалась нескончаемой. Она то шла мимо арыков, то вилась вдоль канала, то петляла между полей, засеянных хлопком, то исчезала на солончаках. Пыль, нещадное солнце. Чёрт! А ведь это декабрь! Позавчера, когда выезжали из Ашхабада, было прохладно, не более десяти градусов, а сегодня под тридцать. Шинели и фуражки они несли в руках, кители распахнули, от галстуков освободились, пуговицы рубашек расстегнули. Пот струился по лицу, по телу и противно стекал по позвоночнику мимо копчика и далее…